Единственный... - Екатерина Юдина
Они говорили, что нужно ждать и наблюдать, но в совокупности с остальными их словами это означало опустить руки и свыкнуться с тем, что папы вот-вот не станет. Я была не в себе, но отчетливо помнила, как достала из рюкзачка визитку господина Агеластоса. Мой телефон все еще был разряжен, поэтому я попросила телефон у мамы. С него позвонила отцу Кириана.
— Да, — прошло несколько гудков и я услышала строгий голос.
— Помогите, пожалуйста… — судорожно прошептала.
— Что случилось? — сразу спросил мужчина.
Сделав несколько вдохов, я попыталась рассказать про ситуацию с отцом. Про то, что у него со здоровьем все совсем плохо и про то, что мой брат узнал, где папа мог получить лучшее лечение. Следовало лететь в Македонию, но уже там у Ксенона связей не было.
Лечение в Македонии для нас недоступно и сейчас я умоляла господина Агеластоса помочь с этим. По сути, я просила у него денег. Причем, очень много. В обычном случае, никогда бы не посмела этого сделать, но сейчас была на грани. Задыхалась отчаянием.
— Я решу этот вопрос, — сказал господин Агеластос. Коротко и без дополнительных вопросов.
В тот же день врачи сообщили нам о том, что страховка позволяет перенаправить моего папу в Македонию.
Ранее я сказала отцу Кириана, что мои родители, к сожалению, враждебно настроены к Агеластосам. Просто хотела предупредить его на случай, если у него возникнет разговор с моей матерью, но, в итоге, он решил проблему таким способом. Остался в тени.
Папу в Македонию отправили отдельно. В сопровождении врачей. Ксенон не смог покинуть Грецию и так же проблемы с документами были у Хтонии, поэтому в Македонию полетели только я и мама. Вещи собирали в спешке и рано утром следующего дня уже были в аэропорту.
В Македонии поселились в небольшом отеле, который находился на окраине Скопье, так как гостиницы рядом с больницей стоили слишком дорого.
Эти дни были сумбурными и наполненные страхом. В какие-то моменты мне казалось, что я попала в ад и в нем медленно горела.
Но все же я ни на мгновение не забывала о Кириане.
Оказалось, что я забыла зарядное устройство в Афинах и новое смогла купить только в Скопье. И то не в первый день, ведь не ориентировалась в городе и не знала куда пойти. Эта странна для меня была чужой и непонятной, а из-за того, что я почти все время проводила в больнице, пойти и осмотреться не могла.
Но я не считала это проблемой. Сейчас сосредотачивалась именно на папе и на том, чтобы поддержать маму. Понимала, что Кириан, наверное, сейчас зол на меня из-за внезапного исчезновения, но я ему все объясню. Позвоню и расскажу, что у меня случилось.
Насколько же сильно я сейчас нуждалась в Агеластосе. Невыносимо хотела, что бы он прилетел и обнял. Прижал к себе и дал ощутить тепло его тела. После этого стало бы легче.
В день, когда я наконец-то смогла зарядить телефон, я была вся на нервах. У меня даже руки дрожали и сердце билось учащенно. Как только экран загорелся, я увидела оповещения — среди них множество пропущенных от Агеластоса. Их было около сотни и, почувствовав, как ладонь дрогнула, я сразу же нажала на его номер.
Вот только, Кириан не ответил на звонок.
Зная, что уже следовало выезжать в больницу, я решила хотя бы написать ему сообщение. Прикусив губу, подошла к окну и нажала на исходящие.
«Привет. Извини, что так внезапно пропала. Перезвони мне, когда сможешь. Я очень сильно хочу поговорить с тобой».
Я отправила сообщение и тут же услышала вопрос:
— Кому ты пишешь?
Я вздрогнула и обернулась. Увидела позади себя маму. Бледную и уставшую. В последние дни она почти не спала и была сама не своя. Ранее я вообще ее никогда такой не видела и, смотря на то, как она изводила себя переживаниями о папе, предполагала, что она все еще его любила, хоть и они уже давно развелись. Порой мне даже казалось, что в эти дни маме было куда хуже, чем папе и умирал не он, а она.
— Ему? Кириану Агеластосу? — спросила она, поджав губы. Глаза у мамы опять были красными. Она вновь плакала.
Я сделала глубокий вдох и до боли прикусила кончик языка. Ощущала насколько это острая тема. Ее не следовало сейчас затрагивать.
— Мам, давай поговорим об этом позже, — я качнула головой и взяла свой рюкзачок. До больницы добираться долго, поэтому следовало выезжать уже сейчас.
Но мама не дала мне пройти к двери. Преградила путь.
— Нет, Чара, ответь. Ты писала ему?
— Мам…
— Ответь!
Я вздрогнула от того, насколько громко было произнесено это слово и по глазам мамы видела, что она не отступится, а мне уже надоело врать.
— Да. Ему.
Щеку обожгло от пощечины. Ее звук оглушил, а боль показалась самой сильной, которую я когда-либо испытывала. Даже после аварии было не так больно. Наверное, потому, что сейчас меня ударила мама.
— Чара, как ты можешь? — в ее глазах появились слезы, а от того, как на меня смотрела мама, казалось, моя собственная душа разрывалась в клочья. — Твой папа в больнице. Он в таком состоянии потому, что волновался за тебя. Здоровье у него начало ухудшаться прошлой зимой. Насколько же сильно у него болело сердце за тебя. А теперь он может умереть, но ты все равно переписываешься с Агеластосом.
— Мам, Кириан неплохой, — прошептала. — Я понимаю, что он хороший человек. Пожалуйста, дай нам шанс. Хотя бы поговори с ним.
— Мне все равно какой он человек. Пусть он даже хоть сто раз исправится. Да даже если в жены тебя возьмет, в чем я сомневаюсь. Чтобы не произошло, для меня он будет тем, кто испортил мою дочь и тот, из-за кого сейчас умирает твой отец, — по щекам мамы потекли слезы. — Или ты считаешь, что, раз Агеластосы оплатили лечение что-то изменится?
