Элис Петерсон - Все ради любви
Я киваю и вкратце рассказываю ему, как надо мной издевались в школе. Бабушка даже посоветовала мне не рассказывать новым одноклассникам, что мои родители погибли, чтобы не провоцировать их.
– И помогло? – спрашивает он скептически.
– Какое-то время да, но потом я, как полная идиотка, растрепала все Аманде Янг, а та растрезвонила на всю школу.
– Забавно, что ты помнишь их имена.
– Аманда Янг перед всем классом сказала, что ее родители думают, что я совершила какую-нибудь гадость в прошлой жизни, и за это у меня отняли маму и папу. До тех пор я игнорировала подобные вещи, но тут меня переклинило. Я подошла к ней…
Я как будто снова в классе и могу видеть ее лицо; у Аманды тонкие светлые волосы и холодные голубые глаза.
– …и влепила ей смачную пощечину.
Я стою посреди класса в своей черной форме и кричу не своим голосом:
– Если ты еще раз ко мне подойдешь или хоть что-то скажешь про моих родителей, я тебе врежу, ясно?!
Большая часть класса была за Аманду. Все, кроме одной девочки: Лиззи.
– Прости, все это очень невесело. Главное, что с Айлой все в порядке.
Уорд вдавливает педаль газа в пол, обещая, что доставит меня домой в самый кратчайший срок. Какое-то время мы едем молча, а потом он говорит:
– Видишь этот шрам?
Шрам на его левой руке я заметила давно. Я киваю.
– Это случилось в раздевалке после уроков. Они прижали меня к скамейке и жгли мне руку зажигалкой. Мне хотелось визжать от боли, но я не заплакал. Мой отец считал, что плачут только слабаки. Папа не был добрым человеком, Дженьюэри. Если я писал контрольную на «четверку», он мог спокойно меня поколотить, а если я плакал, то бил еще сильнее.
Уорд с шумом выдохнул.
– О, Уорд. Почему они так с тобой обращались?
Из всех, кого я знаю, Уорд меньше всего похож на того, над кем могли издеваться в школе, но, как известно, внешность обманчива.
– Потому что над кем-то они должны были издеваться, Джен. А я всегда был тихим, трудолюбивым, ни шагу без отца не мог ступить. Помнишь, я тебе рассказывал, что мне нравилось изучать архивы общества охраны памятников, лазить по старинным замкам и развалинам? Так вот, больше никому из парней в моем классе это не было интересно. Они хотели курить и целоваться с девчонками. Нет, и я, конечно, тоже хотел.
Он смотрит на меня, еле заметно улыбаясь, а потом начинает смеяться, но смех его получается каким-то грустным.
– И на физкультуре я мог играть далеко не во все игры. У меня была ужасная астма. Учитель заставлял меня круги на поле наматывать до тех пор, пока у меня дыхание не перехватывало.
– И как долго над тобой издевались?
– Три года. На каникулах я проводил много времени с бабушкой и дедушкой. Мой отец был адвокатом, он все время торчал в суде, так что мама отправляла меня в Девон. У дедушки был сарай, и там на верстаке лежала морская карта. Он рассказывал про сокровища, лежащие на дне океана. В сарае было очень много деревянных балок, и я мечтал построить лодку и уплыть далеко-далеко. Я все спланировал. Сначала я бы дотащил лодку до ручья, потом выплыл бы в протоку, затем в реку, а потом оказался бы в открытом море. Только я и лодка, и немного бутербродов. И я бы плыл по волнам в поисках этих несметных сокровищ.
Это первый раз, когда Уорд со мной так откровенничает. Я смотрю на него, и меня охватывает желание дотронуться до его щеки или провести рукой по его роскошным волосам.
– И что случилось? Те сволочи остались безнаказанными?
– Да. Мама ходила в школу – разговаривать с учителями, но с папой разговаривать было совершенно бесполезно. Мама была мягкая, добрая, ей не нравилось, как папа обращался со мной, но она боялась его. Она попыталась объяснить папе ситуацию, но он отказывался верить, что над его сыном кто-то может издеваться. Через год после этого случая мне надоело терпеть. Мама разрешила мне дать сдачи. Один решающий удар – и цель нейтрализована.
Уорд улыбается, но я могу видеть в его глазах боль.
– Если когда-нибудь в ближайшее время у меня будет ребенок… – Он делает еще один глубокий вдох и продолжает: – Я скажу ему, что первый раз надо стерпеть, но если тебя не оставляют в покое, дать сдачи.
– А если ребенок не может за себя постоять? – спрашиваю я, думая о том, какой легкой мишенью Айла может быть для таких, как Тоби Браун. Слезы застилают глаза. Я благодарна Уорду, что почти добралась до дома. Я хочу видеть мою девочку.
Но тут Уорд сворачивает на стоянку.
– У нее все будет хорошо, – мягко говорит он. – Не стоит недооценивать Айлу. Как и ее матери, ей часто приходилось бороться, и она всегда выходила победителем.
Я смотрю на его руку и хочу до нее дотронуться, прогнать все болезненные воспоминания, проведя ладонью по его шраму.
– Нам пора, – говорю я, но, подняв голову, понимаю, что Уорд не сводит с меня глаз. Что-то изменилось между нами. Я ловлю этот взгляд и понимаю – он спрашивает, чувствую ли я то же, что чувствует он. Своим большим пальцем Уорд смахивает слезинки с моих глаз. Я не могу пошевелиться. Я знаю, что я должна, но… Он прикасается рукой к моей щеке и говорит:
– Речь не только о физической силе. Но и о силе духа.
Наши лбы соприкасаются, и губы в опасной близости.
– Что мы делаем? – шепчу я, только Уорд не реагирует. Он целует меня, а я – его. Мы целуемся сладко и долго, но вскоре я уже чувствую его руки на своем теле, пуговицы на моей блузке расстегиваются, и его теплые пальцы скользят по моей коже. Я впиваюсь в его губы еще более страстным поцелуем, растворяясь в нем без остатка – в его руках, в его прикосновениях. И тут звонит телефон. Все звонит и звонит. Громко.
Я отстраняюсь.
– Ответь, – говорю я, глядя в окно. Что я делаю?
– Привет, – снимает Уорд трубку.
Длинная пауза.
– Марина, мы можем…
Услышав ее имя, я сжимаюсь.
– Я в машине, – продолжает Уорд, отчаянно пытаясь прекратить разговор. – Перезвоню.
Он отключается.
Я не могу смотреть ему в глаза.
Он хватает мою ладонь.
– Дженьюэри, послушай, я…
Я выдергиваю ладонь из его руки.
– Поезжай вперед. Уорд, пожалуйста. Мне нужно домой.
– Позволь мне объяснить.
– Объяснить что? Что ты женат? Это я поняла давно.
– Но мой брак трещит по швам.
– Бедняжка! И о чем я только думала! О чем ты думал, Уорд?
Я знаю в глубине души, что и я виновата, и именно потому я ненавижу себя. Почему я западаю на мужчин, которые только делают мне больно?
– Нельзя так поступать с Мариной. И дело не только в том, что ты женат. Ты еще и мой начальник.
– Знаю, знаю, но позволь мне…
– Нет. Веди машину.
– Я так давно хочу тебя поцеловать…
– Прекрати.
– Между мной и Мариной все слишком сложно.
