Мириам Рафтери - По вине Аполлона
Словно завороженная, я наблюдала, как он начал расстегивать на себе рубашку. Не в силах удержаться, я просунула руки под рубашку и провела по густым темным волосам у него на груди. Его крепкие мускулы напряглись под моими ладонями, он тихонько застонал и, оторвав последнюю пуговицу, бросил рубашку на пол. Вид обнаженного до пояса Натаниэля заставил меня задержать дыхание. Он впился мне в губы поцелуем, от которого меня охватил страстный огонь. Заключив меня в объятия, он опустил меня на мягкую , пуховую перину, развязал и стащил туфли, а затем один за другим стал снимать многочисленные предметы нижнего белья.
— Ты прекрасна, — прошептал он, расшнуровав корсет и освободив мою грудь из этого не слишком удобного заключения, и я затрепетала в предвкушении.
— Я прекрасна? — прошептала я в ответ с пылающим лицом и чувствуя себя словно окутанной бархатным туманом. Я никогда не считала себя красивой. Симпатичной, может, даже привлекательной, когда накладывала макияж и делала завивку. Но прекрасной? Такая мысль не приходила мне в голову даже в самых смелых мечтах.
— Так прекрасна, — пробормотал он, становясь на колени и целуя сначала одну грудь, потом другую. От каждого прикосновения его губ и языка — щекочущих, возбуждающих, дразнящих — во мне словно вспыхивало пламя. Ну, подумала я, утрачивая постепенно связь с реальностью, может, в самых, самых смелых мечтах… какими, наверное, было и то, что происходило сейчас.
— Сегодня все будет не так, как было у тебя раньше, — прошептал он, заключая меня в кольцо своих сильных рук, и я познала, что такое райское блаженство. Он умело снял с меня панталоны и шелковые чулки. — Я хочу доставить тебе удовольствие, как никто другой, — он продолжал ласкать меня пальцами, губами и языком, пока мне не стало казаться, что я умираю от наслаждения, но я просила его не прекращать, совсем как падшая женщина, какой он меня считал.
В тот самый момент, когда я подумала, что больше не выдержу, он перестал ласкать меня и стал медленно снимать с себя оставшуюся одежду и скоро предстал передо мной обнаженный.
У меня дух захватило при виде его обнаженного тела, освещенного мерцающим светом газового светильника, висевшего на стене. Он был великолепен — сплошные узлы мускулов на груди и плечах делали его похожим на бронзовую статую в музее. Темные волосы на груди слегка шевелились от его дыхания. На твердом плоском животе они образовывали узкий треугольник, а ниже…
Увидев, куда направлен мой взгляд, он шутливо приподнял брови.
— Что-нибудь не в порядке? Я почувствовала, что краснею.
— Не в порядке? Нет, конечно. Я просто восхищаюсь костюмом, в котором ты родился. Уголки его рта изогнулись в улыбке.
— Хотя сегодня не мой день рождения, мы все равно можем его отпраздновать, если хочешь.
— Я хочу.
Он шагнул ко мне, словно вошел в мою мечту и, заключив в объятия, стал осыпать страстными поцелуями. Мы упали на его мягкую пуховую постель.
— Я хочу тебя, Тейлор, — прошептал он, щекоча мне ухо своим горячим дыханием. — Больше, чем я когда-либо хотел другую женщину.
— Я тоже хочу тебя, — выдохнула я, перебирая волосы у него на груди, затем стала водить пальцами по его мускулистой спине, наслаждаясь каждым мигом этого «исследования». Он склонился надо мной, творя чудеса губами и языком. Накрыв мою руку своей, он направил мою ладонь ниже, себе на бедро. Затем без предупреждения опустился на меня всем телом, и я получила мощный заряд адреналина, почувствовав налившееся жизнью доказательство его желания. Со стоном Натаниэль положил руку на мое влажное лоно. Пальцы его проникли внутрь. Я выгнулась от этого прикосновения, охваченная страстью, которой в себе не подозревала.
Наконец, когда я почувствовала, что больше не выдержу этой утонченной пытки, он вошел в меня, наполнив жаром и болью — казалось, меня пронзил огненный стержень. Я прикусила язык, полная решимости не показывать ему, как мне больно.
Он вдруг замер, глядя на меня так, словно увидел впервые. Он знает, подумала я, каким-то образом он знает, что он мой первый мужчина.
— Не знаю, откуда ты появилась, — прошептал он хрипло, — но уж точно не из борделя. Как же я не понял этого сразу?
Его губы снова слились с моими. Нежный сначала поцелуй вскоре стал требовательным. Его язык скользнул между моими полураскрытыми губами, посылая по всему моему телу волны наслаждения, разжигая начавшее было затухать внутри меня пламя.
Я обвила его шею руками, и он начал двигаться внутри меня, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Я инстинктивно подлаживалась под его ритм. Боль внутри затихла, осталось только наслаждение — волны наслаждения, накатывавшие одна за другой. Я испытывала чувство необыкновенной свободы, словно танцевала вальс на облаке или парила высоко в небе. Даже радость, испытанная мной, когда я поднялась с Натаниэлем в небо в его летательном аппарате, не шла ни в какое сравнение с тем головокружительным ощущением, которое заполнило меня сейчас, когда мы вдвоем парили на волшебных высотах, двигаясь навстречу восходу солнца. Прошлое и будущее перестали существовать для нас, осталось только чудесное настоящее. Больше всего мне хотелось, чтобы это настоящее никогда не кончалось, даже после того как Натаниэль завершил свой полет страсти, вознеся меня так близко к райским кущам, как мне не представлялось возможным.
Что-то, зревшее внутри меня, освободилось с силой, превосходящей силу любого землетрясения. Если бы только эта ночь не кончалась, снова подумала я. Натаниэль ощутил мою потребность и, ответив на мое невысказанное словами желание, заново начал извечный цикл любви между мужчиной и женщиной, то единственное, что не изменилось за тысячи лет и не изменится еще за тысячи.
Остальное, как говорится, относится к области истории.
Глава 15
— Ты изменилась. — Натаниэль, опершись на локоть, приподнялся в кровати, протирая заспанные глаза. Улыбка медленно расползалась по его лицу, пока он жадно оглядывал изгибы и выпуклости моей фигуры, обтянутой леотардом и ярко-розовым трико, которые я успела надеть, пока он спал. — Знаешь, подумав, я решил, что мне нужен еще один урок, чтобы усвоить, как действует эта «молния». Я с сожалением покачала головой.
— Мне пора идти.
— Идти? — На его лице отразилось недоумение, затем гнев. — Ты не можешь уйти сейчас, после того что произошло. Ты сказала, что будет землетрясение, — он замолчал и взглянул на часы — теперь уже меньше, чем через полчаса. Куда, черт возьми, ты собралась идти?
Я сжала сумочку, висевшую у меня на поясе.
— Туда, откуда я пришла. Он сел прямо и пристально посмотрел мне в глаза.
