Луиза Розетт - Признания разгневанной девушки
Я не понимаю его.
— Что?
— Просто, я серьезно думал в этом году, что ты будешь со мной. Но ты встретила его. А потом была встреча выпускников, и поэтому, я просто подумал, что… я буду твоим другом, но издалека. Пока…
— Пока… что?
— Пока ты не захочешь встречаться со мной.
Я отвожу от него взгляд прежде, чем успеваю себя остановить.
Роберт встает.
— Подожди…
— Слушай, если ты встречаешься с Форта, будь осторожна, ладно? Не думаю, что он такой классный парень, как ты думаешь. — Роберт вытаскивает из кармана сигареты и несколько раз хлопает пачкой по руке. — И мне, правда, очень жаль из-за встречи выпускников. Если бы я знал… Теперь это уже неважно. — Он наклоняется и целует меня в щеку. — С Днем Рождения, Рози Роуз.
— Я приду на твой спектакль в выходные, — говорю я, удивившись, что это прозвучало немного безнадежно.
Роберт кладет в рот незажженную сигарету.
— Круто. Но не нужно, — отвечает он и, не оглядываясь, выходит из моей комнаты.
Слушаю его шаги по лестнице, и мне хочется пойти за ним, но знаю, что не стоит. Роберт делает это обдуманно — идет дальше или отпускает или еще что-то — потому что думает, что я его не ценю.
Я смотрю на бархатный футляр на тумбочке, где лежит кулон с буквой «Р» — за который я почему-то так и не поблагодарила его, и который надевала всего один раз — и понимаю, что он прав.
Сначала Трейси, теперь Роберт. Разве кто-то еще может потерять двух ближайших друзей за одну неделю?
— Роуз, — зовет мама, стоя внизу лестницы. — Обед готов.
Последнее, чего мне хочется — пытаться начать разговор с мамой. Снова мы остались с ней вдвоем в мой День Рождения, уже второй год подряд. Вот так я теперь провожу свои Дни Рождения. Вытаскиваю себя из кровати и иду вниз.
На кухне выключен свет, а мама стоит у стола с огромным шоколадным тортом со свечками. Их пятнадцать, если быть точнее. По одному их виду я могу сказать, что это свечи-обманки, которые снова зажигаются после того, как их задуешь. Папа любил ставить такие свечи на торты и изображать удивление, когда они снова загорались, будто он понятия не имел, откуда они вообще взялись в торте.
Я ожидаю, что разозлюсь на нее из-за папиных свечек. Я жду, но этого не происходит. Оказывается, я даже думаю, что это мило — использовать их. Сюрприз, сюрприз.
— Праздничный торт на обед? — спрашиваю я.
— Если бы даже на его изготовление ушел год, он бы здесь был. С Днем Рождения, милая, — говорит она. — Загадай желание.
Я обычно нервничаю из-за желаний в День Рождения, ведь выбрать правильную вещь слишком тяжело. Ко мне в голову приходит слишком много желаний одновременно, я пытаюсь расставить их по значимости и решить, о чем будет умнее всего попросить, а потом впадаю в полный паралич. Но в этом году все по-другому. Я закрываю глаза, и в голову не приходит ничего, кроме очевидного. Но мне не три года, поэтому нет смысла желать, чтобы мой папа был жив. Вместо этого я делаю вид, что пожелала чего-то хорошего, и задуваю свечи. Мама включает свет и протягивает мне нож, чтобы отрезать первый кусок, который, по семейной традиции Царелли, обеспечивает исполнение моего праздничного желания.
— Я попросила Роберта остаться, но не думаю, что он меня услышал, — извиняющимся тоном говорит она, словно знает, что я буду разочарована, если на моем Дне Рождения не будет никого, кроме нее.
— Это нормально. Он злится на меня, как и все остальные в этом мире.
Возвращаю ей нож, и она отрезает два больших куска, размером с полноценный обед. Мы вместе садимся за кухонный стол и откусываем свои первые кусочки одновременно.
— Мм, мам, он потрясающий, — говорю я с набитым ртом. Моя мама готовит лучший в мире шоколадный торт.
— Я рада. — Она улыбается, довольная, и я понимаю, что не говорила ей ни единой приятной вещи с тех пор, как умер папа. Ни единой. — А почему Роберт злится? — деликатно спрашивает она, будто готовясь услышать, что это не ее дело.
— Он устал ждать, когда я захочу с ним встречаться, — отвечаю я.
— А он просто не для тебя, да? — Я качаю головой. — Есть кто-то еще? — спрашивает она.
По тому, как она смотрит на меня, я понимаю, что она уже знает ответ. Решаю сказать ей правду и сделать это официальным, наконец, сказав об этом вслух. Мне вдруг кажется странным, что я так долго живу с этим и до сих пор так не сделала.
— Мне нравится Джейми.
— Вы вместе?
— Нет. Он с этой чирлидершей, Региной.
— На которую ты набросилась?
Есть что-то забавное в том, что я слышу это от своей мамы, и я слегка ухмыляюсь. — Да. Это она.
— Роуз, ты знаешь, что это не смешно, да? Физическое нападение на другого человека — это не смешно, — говорит она. Если бы она говорила своим «терапевтическим» голосом, я бы сразу же встала и вышла. Но нет. Она говорит как обычная мама. — Что случилось, милая?
Не знаю, смогу ли объяснить все так, чтобы она поняла, но на этот раз собираюсь попробовать.
— Ну, Регина посмеялась над моей фотографией на похоронах, и она все время поедает меня взглядом, и… я не хотела больше ее игнорировать, мне захотелось обидеть ее. Когда я упала, как будто что-то щелкнуло, и я набросилась на нее. Я просто должна была это сделать. — Я смотрю на маму, ожидая злого или разочарованного выражения на ее лице, но она выглядит расстроенно, словно ей жаль меня. — Джейми был тем, кто помешал мне ударить ее по лицу. Если бы его там не оказалось, меня бы, наверно, сейчас отстранили от занятий.
Мама кивает.
— Миссис Чен так и сказала. Но она еще сказала, что рассматривались бы и твои смягчающие обстоятельства.
Интересно, как долго смерть папы будет считаться моим «смягчающим обстоятельством». Меня осеняет, что ему бы понравилось слово «смягчающий». «Возьми себе на заметку», — сказал бы он мне. Хорошее слово для экзаменов.
— Милая, я хочу поговорить с тобой о твоем гневе. — Она внимательно наблюдает за моей реакцией. — Я хочу поговорить о папе. Хорошо?
Мои глаза начинают наполняться слезами, но, тем не менее, я киваю.
— Ты так злишься все это время, — говорит она: — И мне интересно, понимаешь ли ты, почему. — Она ждет от меня ответа, но вместо этого я откусываю кусок торта. — Я думаю, ты злишься по той же причине, что и я. Потому что папы больше нет.
Не похоже, что это правильно — злиться на папу за то, что его убили, особенно после того, как я наехала на Питера за то, что он злится. Но это легко могло бы объяснить множество вещей.
— И я думаю, что ты злишься на меня тоже.
Насчет этого она тоже права.
— Когда миссис Чен рассказала мне о ссоре с Региной и о надписях, которые кто-то делал о тебе, я поняла, что меня не было рядом. Я думала, что даю тебе пространство, чтобы справиться с твоим горем, но на самом деле, мне самой нужно было пространство, чтобы справиться с моим. И я оставила тебя совсем одну. Я очень сожалею об этом.