Рут Харрис - Любовь и деньги
– Не знаю, – ответил Слэш, прижавшись ртом к губам сына и пытаясь вдохнуть воздух в его легкие и жизнь в тело. И леденящий кровь, пронзительный вопль Диди отдался эхом над лужайкой и, наконец, замер в небесах.
Было слишком поздно. Опоздали все. Диди – вытащить его из воды. Слэш – вернуть его к жизни. Опоздала экстренная медицинская помощь. Все было слишком поздно для Расса. Через два дня его похоронили на семейном участке Даленов возле пресвитерианской церкви в Локаст Вэлли, рядом с младенцем Лютером.
Диди, которую накачали транквилизаторами, рыдала в объятиях Слэша, а когда небольшой гроб опускали в землю, ноги у нее подкосились и она едва не потеряла сознания. Плачущая Клэр стояла рядом с родителями. Страшно исхудавшего Лютера поддерживала Эдвина.
Здесь же, потрясенные, стояли в молчании Рассел и Джойс. Со смертью Расса мечта, объединившая их всех, исчезла. Настоящее было горестно, а будущее пусто.
Только Слэш, казалось, не потерял власти над собой. Выражение лица у него было стоическое, глаза сухи. Однако его обычная бледность приобрела какой-то безжизненный оттенок, и, по словам Аннет Гвилим, он выглядел как привидение. Это был мужчина, у которого умер сын. Это был человек, который потерял все. Он был сиротой дважды – в прошлом и в будущем. Он был человеком, который уже никогда не сможет быть прежним.
К удивлению Слэша, Лютер настаивал на вскрытии. Оно официально подтвердило то, что было уже очевидно: смерть Расса была следствием несчастного случая. В заключении предполагалось, что Расс поднялся на ноги, но так как они у него было мокрые, он поскользнулся и упал в бассейн. На голове у него виднелась большая шишка в том месте, которым он, очевидно, ударился о борт бассейна или о край мостков. И конечно, он был ошеломлен ушибом и – сказал патологоанатом, – может быть, даже потерял сознание. Он принимал противоаллергические таблетки, и воздействие лекарств, очевидно, затормозило его жизненные рефлексы. Когда он, наконец, вдохнул, то легкие наполнились водой. Причина смерти была определена как случайное утопление.
Все это было логично и недвусмысленно констатировало: смерть Расса – несчастный случай. И никто не виноват. Винить некого. Ни Анни. Ни Диди. Ни Слэша. Никого.
Трагедия может соединять людей и может разделять. Трагедия может теснее сплотить семью и может развести ее в разные стороны. Рождение Расса Даленов объединило. Его смерть – разъединила. Анни, испуганная и плачущая, отправилась в Копенгаген, и семья, охваченная горем, чувством вины, гневом, осталась с потерей один на один.
Эдвина стала тише, чем когда-либо прежде, ее голос был почти неслышим, она говорила еще меньше, чем обычно, жесты стали скупее. Всегда худая, она превратилась в живые мощи. Часами она сидела молча, не двигаясь, и казалось, что она не живет, а просто тенью проходит по самому дальнему фону собственной жизни. Джойс перестала улыбаться, из глаз исчезло всякое выражение. Смерть Расса сделала в ее жизни ужасающую брешь. Больше никогда она не услышит его голос, не поцелует его в щечку, не просияет от радости при виде его отличных отметок и никогда не будет притворяться, что шокирована глупыми анекдотами, которые он приносил из школы и так любил ей пересказывать. Расс ушел навсегда, и вместе с ним – одна из скудных радостей, которые ей принес неудачный, несчастливый брак.
Приближаясь к концу собственной жизни, Лютер, казалось, был не в силах перенести конец другой, такой юной жизни. Вместе с ней угасла его последняя надежда. Расс был представителем четвертого поколения, наследником по мужской линии, который обеспечил бы жизнь и процветание фирме «Ланком и Дален». Его правнук был своего рода гарантией бессмертия самого Лютера. Но будущее рухнуло, и отсутствие надежды было невыносимо. Глубоко страдая, Лютер бессильно бранил судьбу и тщетно выискивал, кого бы обвинить в смерти мальчика.
В отличие от Лютера, который клял судьбу, Рассел казался ею раздавлен. Он был убит этой второй потерей наследника и совершенно потрясен тем, что Слэш, который, казалось, был способен на все, не сумел спасти своего сына.
– Тебе надо было не ездить в парикмахерскую, а быть с Рассом, – в очередной раз угрюмо говорил Лютер Диди тоном, не терпящим возражений. Горе старика выражалось в желании обвинить, его боль – в нападках. – И Слэш не должен был висеть на телефоне. Он должен был уделять сыну больше внимания.
Эдвина, стоявшая рядом, молчала, но ее подавленное молчание, казалось, подтверждало слова мужа. Рассел и Джойс, так же как Лютер, желали объяснить необъяснимое, осмыслить то, что не поддавалось разумению. Они не хотели этого сознательно, но слова их тоже звучали как осуждение.
– Если бы ты или Слэш были в бассейне, Расс остался бы жив, – говорила Джойс Диди не мудрствуя лукаво, но, по сути дела, повторяя слова Лютера. Как и все остальные члены семьи, она пыталась как бы переиначить, переписать заново события того субботнего утра.
– Расса нельзя было оставлять одного с Анни, ведь, в конце концов, она сама еще очень молода. И не обладает в достаточной степени чувством ответственности, – говорил Рассел.
Диди почти все время плакала, чувствуя себя виноватой и беззащитной. Они правы, твердила она себе. Если бы она была хорошей матерью, она была бы с Рассом. Она не поехала бы в парикмахерскую. Она не должна была думать о себе и вечеринке. Она была слишком тщеславна. Валиум, прописанный врачом, не уменьшал скорби ее сердца, а когда она все-таки засыпала, на смену слезам приходили кошмары, и она мучилась еще больше.
Как и Лютер, Диди яростно негодовала на судьбу. Она с яростью вспоминала Майрона Клигмана, запретившего ей иметь еще детей и уговорившего на операцию. Она негодовала на своих родителей и деда с бабушкой за их бессознательно жестокое отношение к ней. Она чувствовала себя покинутой и виноватой, ответственной за все случившееся и беспомощной.
Слэш утирал ее слезы, но она плакала еще больше. Он пытался смягчить ее горе, утешить, хотел развлечь ее. Он обнимал ее, но впервые ей было этого недостаточно. Он говорил, что любит ее, но и любовь, в первый раз в жизни, не утешала ее. Он говорил Диди, что жизнь еще не кончена.
– Нет, кончена. По крайней мере для меня, – отвечала Диди, безутешно рыдая. Она никак не могла забыть тот страшный момент, когда вдруг поняла, что Расс вовсе не разыгрывает ее и не хочет напугать. Она все вспоминала эту минуту, заново ее переживая, и пыталась вообразить себе иной исход. Но ей никогда это не удавалось.
Диди стала ожидать другого удара судьбы, и страхи ее сосредоточились на Клэр. Мысль о новой утрате была навязчивой.
– Что, если мы ее тоже потеряем? – спрашивала она Слэша.
