Татьяна Тронина - Магнолии, девушка, солнце…
Уже третий раз в своей жизни Маруся сталкивалась с ним!
Вероятно, почувствовав на себе ее взгляд, он лениво обернулся и некоторое время тоже смотрел на Марусю, стоявшую у края тротуара с прижатой к животу сумочкой.
Потом потянулся в ее сторону, опустил боковое стекло.
– Привет, Изаура!
Маруся в ответ только захлопала глазами, находясь в каком-то эмоциональном ступоре.
– Нет, ну надо же… – хмыкнул тот. – Тесен, тесен этот мир!
Его рука перевешивалась через окно – огромная, безволосая, белая рука, больше похожая на бревно с большими белыми пальцами. Из таких лапищ вряд ли вырвешься…
– А ты, я вижу, на сносях, – констатировал он, указав пальцем ей на живот. – В твоем положении дома уже надо сидеть, а тебя понесло куда-то! Как муж-то там твой поживает?..
В его голосе была ленивая насмешка и вместе с тем нечто такое… зависть, что ли? Только как будто он не ей завидовал, а ее мужу (хотя такового не существовало вовсе – но откуда ж «старому приятелю» об этом знать!). Ведь в первую их встречу, еще в Турции, Маруся прямо заявила ему, что замужем.
Она внезапно увидела себя словно со стороны – в зеленовато-голубом широком платье, голубых сандалиях, с тонкими руками и ногами, большим животом, длинными, вьющимися на ветру волосами, с блестящими от недавних слез глазами. Трогательное, беспомощное создание, слишком слабое и нежное, чтобы противостоять грубой силе. Слишком невинна и… слишком желанна.
Именно так – только сейчас Маруся поняла, что к ней испытывает этот странный человек, почему помнит, почему каждый раз не может пройти спокойно мимо. Она вызывает у него желание – вот почему. Даже сейчас, даже такой. Может быть, еще сильней, еще ожесточенней и нетерпеливей – такой, с чужим ребенком под сердцем. Ведь он сам хотел владеть ею, держать в своих лапах, не выпускать. Заполнить ее только собой…
– Чего так смотришь, Изаура? – фыркнул он. – Боишься? Напрасно… Садись, подвезу.
Он распахнул дверцу машины.
Но Маруся шарахнулась в сторону. Никакие силы не смогли бы ее заставить сесть в эту машину, рядом с этим человеком!
Она быстро пошла вперед.
Опомнилась только тогда, когда оказалась на Крымском мосту хотя надо было свернуть вправо, к Дому художника. На середине моста заметила, что движение на дороге потихоньку налаживается и машины прибавляют скорость.
Маруся оглянулась и увидела яркое фиолетовое пятно, мелькающее позади – среди опор моста. Потом пятно исчезло за громоздкой фурой, непонятно откуда взявшейся: ведь проезд в центр большегрузному транспорту был заказан. А потом пятно снова появилось, обогнав фуру… Это был «турецкий друг» – он стремительно мчался вслед за ней, за Марусей, он хотел снова ее догнать. Она была нужна ему, иначе зачем он вдруг стал лавировать в потоке, словно взбесившись, вызывая возмущенные гудки других водителей? Как будто догадался – четвертой встречи может и не быть. Сейчас или никогда.
Марусю охватил первобытный, мистический страх. Она боялась не за себя, а за своего ребенка, словно этот человек мог раздавить его своими чудовищными руками. Она побежала вперед, позабыв о всяких там выставках и любовании прекрасным. У нее было только одно желание – удрать, спрятаться и больше даже носу из дома не высовывать.
Она была уже в конце моста, осталось только завернуть направо и спуститься в метро (в который раз именно метро казалось Марусе единственным прибежищем). И вдруг автомобиль «турецкого друга» тоже свернул направо и резко, очень резко затормозил – прямо перед ней.
Маруся зажмурилась и от страха даже присела.
Но в следующее мгновение раздался визг других тормозов, и глухой, страшный, тяжкий, невыносимо долгий грохот и скрежет, словно прямо над ее головой рушились горы.
Казалось, ее вот-вот раздавит, разотрет в порошок некая сила, противостоять которой не сможет ни один человек. «Умирать не страшно… – успела подумать Маруся. – Там нас будет ждать Сеня…»
А потом наступила тишина.
…Маруся чуть приоткрыла один глаз и обнаружила, что в авто «турецкого друга» врезалась сзади фура. Фура упала на бок, ее сильно развернуло – это было первое, что заметила Маруся. И только потом, переведя ошеломленный взгляд чуть вперед и в сторону, она увидела сплющенную, искореженную иномарку фиолетового цвета с отвалившейся дверцей.
А еще дальше, посреди дороги, лежал он, ее знакомый незнакомец, вылетевший через лобовое стекло. Лицом вверх. Глаза его были широко открыты и неподвижно, не мигая, смотрели в небо.
И в этот момент внутри нее кольнуло и потянуло.
– Ой, – сказала она. – Ой-ой-ой… – И осторожно села на асфальт.
Когда приехало несколько машин «Скорой помощи», то забрали они троих – «турецкого друга» (вернее, не его, а его мертвое тело), Марусю, у которой начались схватки, и водителя фуры с легким сотрясением мозга.
Что-то было не так – это он сразу понял. Темнота вокруг давила, а страх и беспокойство волнами накатывали на него.
Сначала он думал, что скоро это прекратится, и вновь наступит тишь да благодать, но давление извне только усиливалось.
Он почувствовал панику.
А что, если это конец? Если это снова переход – на этот раз обратно, в небытие? И жернова судьбы вновь растирают его в прах? Пожил, осознал свое существование – и все, обратно, в черную пустоту…
Это длилось довольно долго, и лишь иногда случались передышки, во время которых он мог отдохнуть, а после его начинало еще сильней давить и сплющивать.
Но передышки становились все короче. Он задыхался, ему не хватало кислорода.
А потом случилось самое неприятное – он вдруг стал терять привычные координаты. Вселенная дрогнула и поплыла куда-то – наверное, возвращаясь в хаос.
Его окончательно расплющило и сдавило…
И случилось непоправимое – он провалился в какое-то иное измерение, в котором невозможно было существовать. Нестерпимый, жуткий холод. Свет – ослепительно яркий. Грохот и гул вокруг!
Он сделал первый вдох и закричал.
– Кто у вас, видите? – строго спросила акушерка.
Маруся заморгала глазами. Она видела все прекрасно, но сознание ее еще плавало в каком-то тумане.
– Мамочка, кто у вас? – опять настойчиво повторила акушерка.
– М-мм… мальчик, – шепотом ответила Маруся.
«Почему же – мальчик? – сознание постепенно стало включаться. – Ну да, формально – это мальчик, но „мальчик“ – звучит как-то абстрактно. Неправильно. Мало ли мальчиков вокруг… На самом деле – это же сын! Мой собственный сын!»
После всех мучений, ожиданий, страха, беспокойства, того кошмара, который случился на Крымском мосту, и двадцати двух часов родов, Маруся вдруг ощутила радость такой силы, что едва не потеряла сознание.
