Играя с ветром - Евсения Медведева
– А для меня… А у меня такого не было, Ник. Я обиженный мальчик, прячущий за улыбкой высохшие слёзы. Поэтому у меня нет смысла спрашивать, что есть для меня любовь. Я люблю друзей, потому что ни один из них меня не предал. Люблю мать, потому что, несмотря на истерики, она сумела поднять меня на ноги. Люблю деда, который поверил и дал взаймы денег, чтобы пригнать из Владика первые праворульные иномарки, с которых всё началось. Люблю работу, потому что она меня с девятнадцати лет то ставит на колени, то позволяет кайфануть, но потом все равно ставит на колени. Люблю чистый дом, где нет шума. Люблю ходить к друзьям в гости, потому что там пахнет пирогами и за столом можно прищуриваться сколько угодно.
– А почему ты не просил меня приготовить пирог? – кусала кончик языка, чтобы не расплакаться. Понимала, насколько сложно ему сейчас говорить это, чувствовала напряжение в теле, и изо всех сил держала себя в руках. А так хотелось запрыгнуть ему на руки, обнять и шептать, что теперь он не один, покрывая лицо миллионом мелких поцелуев.
– А ты умеешь?
– Я приготовлю. Честно.
– Хочешь, я тебе вату куплю, Сквознячок?
– Нет, Лёва. Нет… Я хочу есть! Много и сытно, – внезапная тошнота накатила лавиной от одного упоминания о сахарной вате. Но позывы тут же растворились, как только носа коснулся тонкий аромат жареного мяса. – Здесь подают отличный стейк, Лёвка! Сочный, нежный, тающий во рту… Мммм…
– Ника, мы же недавно ели. Забыла?
– Ой, не жмись. Хочешь, я угощу тебя? Мой Босс такой щедрый, что я могу и вовсе жить в этом ресторане.
– Твой Босс думает, что ты тратишь деньги на туфельки и трусики, Ника, а не на мясо с кровью, – он толкнул дверь, пропуская меня вперёд.
– Если бы ты не разрывал мои трусики при любом удобном случае, то на одну статью расходов стало бы меньше. Лев Саныч, родненький, ну прекрати драть зубами дорогущее кружево! В Госдуме и так головы ломают, как бы его запретить, скоро из-под полы торговать им будут.
– Госдума плохого не посоветует, – Лёва махнул рукой администратору, после чего длинноногая мамзель шустро убежала в зал, а я оказалась прижатой к холодной стеклянной стене. Кожа в открытом вырезе тонкого ситцевого сарафана вспыхнула не от холода, а от его рук. Вот так каждый раз. Его касания – моё пламя. – Тогда женщины перестанут прятать свои пельмешки за этой хрупкой преградой.
– Фу! Лёва! Это же совершенно не эротично звучит.
– Серьёзно? – Лёва опустил руку на бедро и медленно заскользил вверх, путаясь в тонких складках до тех пор, пока его ладонь не легла на бельё. – Тогда почему я сейчас ощущаю твой жар?
– Потому что я очень хочу есть, – зубами поймала его нижнюю губу, втянула и стала дразнить лёгким бегом языка. – Ну? Твоя блондинка найдёт для нас столик?
– Лев Саныч…
– А вот и твой столик, – Лёва поправил мою юбку и многообещающим шлепком по заднице втолкнул в зал. – Давай, львица, идём есть твоё тающее во рту мясо.
Да какое мясо! Уже и не до мяса мне, когда он смотрит на меня вот так… открыто, пошло и абсолютно нагло. Я даже ногами шевелю с трудом. Затылком чувствую, как он смотрит…
– Официант подойдёт через пять минут, – администратор любезно скрылась, оставив нас наедине.
– У тебя сегодня еженедельный мальчишник, Лёвушка, – я выдохнула, пытаясь побороть и накатившую тошноту, и жгучее возбуждение. – Так почему ты просто гуляешь со мной по набережной?
– Потому что я так хочу, – Лёва прятал улыбку, медленно скользя по меню. – Или ты снова хочешь свободы?
– Вообще-то у меня на вечер планы. Мы с девчонками хотели отдохнуть после тяжёлой трудовой недели, пока вы в бане.
– Вот так и рушатся семьи, Ника. Запомни, дорогая, вот так и рушится семья, – Лёва нагнулся и зашептал мне на ухо. – Когда женщина предпочитает подруг…
– А мужчина выбирает друзей?
– Именно. Поэтому я решил никуда не идти. Буду открывать вам шампанское, нарезать сыр и мыть виноград, – он облокотился на спинку кресла, раскинул красивые руки и улыбнулся. Широко так, искренне… И мне опять хорошо стало, тошнота вновь отступила, а вот голод, наоборот, вернулся. Я даже возликовала, когда подошёл официант. Тыкала пальцем, понимая, что в жизни не смогу съесть всё это, но остановить меня уже никто не мог. Как ни странно, но Лёва молчал, не сыпал шуточками и не пытался подковырнуть.
Я залпом выпила стакан воды с лимоном, но на последнем глотке замерла, увидев абсолютно отсутствующий взгляд Дония. Невольно посмотрела на соседний столик, за которым сидела большая компания. Мужчина, женщина и трое парней весело переговаривались и таскали из тарелок друг друга еду. Я сначала не поняла, что именно так заинтересовало Лёву, а когда мужчина обернулся, все стало ясно, как Божий день…
Обрывки детских воспоминаний заплясали огоньками новогодней ёлки, вокруг которой мы с детьми маминых друзей водили хоровод, а главным затейником был весёлый дядя Саша, который мог часами рассказывать стихи и шуточки.
– Лёва, это же…
– Однофамилец, – он дёрнул головой и захлопал по карманам в поисках сигарет, как успокоительной пилюли. – Ты заказала мне кофе?
– Какой кофе?
– Чёрный, – лицо его было непроницаемым. Не могла понять, о чем он думает, что чувствует, и насколько ему больно… А не больно не могло быть, когда ты смотришь на идеальную картинку с открытки в витрине главпочтамта: мама, папа, любимые отпрыски… Старшему было лет двадцать, наверное, он сидел чуть поодаль, пряча экран телефона от матери, средний спорил с отцом, на что тот громко смеялся, а младший тыкал пальцем в меню, очевидно, требуя десерт.
И мне так стыдно стало… Потому что я поняла, что эти трое парней точно знают, что такое любовь, вот так же, как я. Она для них во взглядах любящих матери и отца, в их сцепленных под столом руках. Неужели можно вот
