Не заигрывай со мной - Алёна Май
Мы зашли в небольшой, но довольно приятный бар со вкусными коктейлями и едой. Как и обещала, остановилась на двух бокалах. Обсуждали тренировки, музыку, предстоящие соревнования. Это была бездумная болтовня, подходящая простым знакомым или коллегам. И когда я допивала последние глотки оранжевого и горького апероль-шприца, я наклонилась к нему через стол и внимательно вгляделась в лицо Кирилла. Красивый, зараза. И беззастенчиво пользовался этим. Официантки слишком часто подходили спросить, не нужно ли нам еще чего-то, хотя вокруг было достаточно посетителей, которые томились в ожидании. У него даже порции были больше.
— Расскажи о себе.
— Что тебя интересует? — улыбнулся Кирилл.
— Ты сделал акцент на том, что я сбежала от тебя утром, но ты сбежал первый, разве нет?
Апероль явно придал мне уверенности. Я смотрела на него прямо, разглядывала каждую черточку на лице, изучала скулы, губы, нос, глаза и брови. Кирилл протянул ко мне руку и едва коснулся ключицы.
— Мне тяжело разговаривать с тобой, когда ты так сидишь.
Отпрянула и прикрыла декольте волосами.
— И всё же? Куда ты ушел?
— Расстроилась?
— Просто не могу понять твои действия. Знаешь, я не из тех девушек, что клюют на загадочность, — прозвучало достаточно уверенно, но споткнулась о взгляд Кирилла.
— Мне показалось, тебе это нравится.
— Для разнообразия — пойдет. На постоянку — не вариант.
Кирилл откинулся на спинке стула и вытянул ноги так, что коснулся меня под столом. Я толкнула его ногу, подгоняя ответить.
— Давай. Раскрой мне свои самые страшные секреты. Мои-то ты, вероятно, все услышал в прошлый раз!
— Не так-то много я и слышал. Ты лишь крыла на чем свет стоит своего бывшего. Не то, чтобы меня это не радовало, но было явно не то, что я хотел бы обсуждать с тобой.
— Я не специально, — я скривилась. Вспоминать Дениса сейчас не было ни сил, ни желания. Да и ни к чему. — И всё же? Куда ты убежал?
Кирилл раскручивал подтаявший лед в своём джин-тонике металлической трубочкой, видимо, размышляя, с чего начать.
— Мне не хочется омрачать этот вечер разговорами о грустном.
— Жизнь — это не радуга, и мы не единороги, что по ней скачут и едят бабочек.
— Да ты философ.
— Ладно. Давай так. Откровенность за откровенность?
Заиграла медленная музыка. Кирилл со скрипом отодвинул стул и протянул мне руку.
— Может, потанцуем сначала? — улыбнулся он, приглашая.
Я осмотрелась по сторонам. Никто не танцевал.
— Ты тянешь время? — я прищурилась, но вложила свою руку в его.
Он положил мои руки на свою шею, притянув к себе как можно ближе. Его дыхание щекотало мне ухо, а сам он прижался щекой к моему виску. Такой обычный и довольно милый «медляк», не отрепетированный до автоматизма, без сложных па и желания привлечь внимание судей. На нас никто не обращал внимания, посетители бара были увлечены своими собеседниками.
Я положила голову на грудь Кирилла, слушая его учащенное сердцебиение. Только оно выдавало волнение скрытое под маской уверенности. Не такой уж он и непоколебимый?
— Мой отец никогда не поддерживал моё увлечение танцами, — тихо начал Кирилл. Я замерла, лишь поддавалась плавным покачиваниям в такт музыке. — Для него это совсем не мужское увлечение. Он вообще довольно консервативный и строгий, временами жестокий. Поэтому я довольно рано съехал. Предлагал и матери, но она ни в какую. Стоит ему напиться…
Пальцы Кирилла напряглись на моей талии, спицами впились в кожу, но я не подала виду. Он шумно выдохнул мне в волосы и продолжил.
— Иногда я мчусь домой, хотя домом то место назвать сложно. Боюсь, что произойдет самое страшное. Мама звонит, плачет, а на утро у них снова всё в порядке, а я, цитата, «лезу, куда не просят».
— Он её бьет? — в горле встал ком. Я вспомнила указку на моих ступнях.
— Там всё сложнее. Чаще я вижу синяки на отце, — Кирилл тихо усмехнулся. — Всё не так плохо. Просто довольно напряженно. Для меня видимо в большей степени, чем для них.
Он отстранился и посмотрел мне прямо в глаза, поднимая за подбородок.
— Твоя очередь.
Собрав всю волю в кулак, собралась рассказать то, что вслух произносить не решалась никому.
— Я сбежала из дома, когда мне исполнилось восемнадцать. Мама мечтала сделать из меня выдающуюся балерину, но я стала только её самым великим разочарованием.
Положила голову назад Кириллу на грудь. Наши сердца теперь бились в унисон, шумно и напряженно.
— Когда я ошибалась, или недостаточно тянула стопы, она доставала указку и лупила меня, пока не останется довольной. Я часто меняла пуанты, так как всё время ходила с окровавленными и разодранными ногами.
— Почему она так делала?
— Потому что она тоже была балериной, но из-за меня ей пришлось оставить карьеру. А раз она не смогла, то видимо, по её логике, я должна была исполнить её мечту.
Кирилл погладил меня по голове и поцеловал в висок. Я прижалась сильнее, борясь с подступающими слезами. Нет, не буду плакать. Я уже смирилась с прошлым, мне нужно было идти дальше.
— Я это никому не рассказывала. Раны затянулись на теле, но всё ещё гадко, когда вспоминаю об этом. Ты как-то спрашивал, почему я часто смотрю в пол. Так вот теперь ты знаешь. Просто так я могу не видеть разочарованные взгляды людей, не видеть ненависть в их глазах и презрение. Не видеть в каждом лицо матери.
— Никто не презирает тебя, Майя.
Музыка сменилась с медленной на быструю и ритмичную, но мы продолжали стоять в объятиях. Я подняла глаза на Кирилла, чуть отстраняясь, чтобы вздохнуть поглубже.
— Знаю, но я это не особо контролирую.
В глазах Кирилла можно было утонуть. Я чувствовала искреннее сопереживание. Думаю, и другие могли бы смотреть на меня так, как он, но мне не хотелось ни с кем делиться такими неприятными эмоциями.
— Достаточно откровенно? Продолжим сидя, или так и будем стоять?
Кирилл довел меня до дивана, но теперь не стал садиться напротив, а сел рядом. Его голос тонул в музыке, которая чем дальше, тем становилась громче. Бар был круглосуточным, и находился в цоколе, а потому тут можно было провести всю ночь, позавтракать и начать новый день.
— Ты в порядке? — участливо спросил Кирилл, убирая волосы с моего лица за ухо. — Тебе было тяжело это рассказывать?
— На самом деле, я думала будет сложнее. И мы ведь договорились: откровенность за откровенность.
Мне на самом деле стало как будто легче. Домашнее насилие
