Увядающая надежда - Лайла Хаген

уничтожает ягуаров несколькими выстрелами. Они не могут так легко позаботиться об Эйми. Она наполовину мертва. В команде есть врач, но у него нет с собой необходимого оборудования и лекарств, чтобы спасти ее. Мы отправились пешком почти сразу после их прибытия, но до места, где вертолету разрешат приземлиться, еще несколько дней пути. Крис говорит мне, что он пытался получить разрешение на пролет вертолета в запретную зону, но потерпел неудачу, несмотря на взятки и призывы к благосклонности со стороны всех. Приехать на машине тоже было невозможно, потому что деревья стояли слишком близко друг к другу. Мы с Крисом несем ее на носилках. Он узнал о нас в ту минуту, когда вошел в самолет — его взгляд упал на ее имя, нацарапанное на моем плече, и мое имя на ее. Он посмотрел на это с ошеломленным выражением лица, но не стал говорить об этом. Теперь главное — это спасти ее. Я цепляюсь за надежду, что мы доберемся до больницы вовремя. Но когда я смотрю, как женщина, которая значит для меня весь мир, слабеет с каждой секундой, эта надежда превращается в пепел.

Жизнь ускользает от нее с каждым шагом.

Глава 32

Эйми

Свет ослепляет меня, когда я открываю глаза. Он такой яркий, что я закрываю глаза обеими руками. Темнота успокаивает меня. Я глубоко вдыхаю, но запах, проникающий в мое горло, наполняющий легкие, тревожит меня. Это не тяжелый и влажный запах леса. Он легкий, с оттенком алкоголя. Я ищу что-нибудь знакомое. Что-то, указывающее на то, что Тристан рядом. Запах его кожи. Тепло его тела. Никаких следов ни того, ни другого. Его нет поблизости. Тогда где же он? Способ узнать это — опустить руки и посмотреть в лицо тому, что находится передо мной. Это не может быть хуже того, что я оставила позади — лес. Моя нога больше не болит. На самом деле, ни одна часть моего тела не болит. Если со мной все в порядке, то и с Тристаном должно быть так же.

Я медленно опускаю руки, позволяя глазам привыкнуть к яркой белизне, окружающей меня. Потолок. Стены. Простыня и мой больничный халат. Мое сердцебиение учащается с каждой секундой, чем больше я осматриваюсь вокруг, знакомое и странное одновременно. Я царапаю ногтями простыню. Мягкость ткани и запах свежести и чистоты почти вызывают у меня слезы на глазах.

Одно из немногих цветных пятен исходит от экрана монитора жизненных показателей рядом с моей кроватью. На лотке под экраном находятся по меньшей мере пять различных типов таблеток. Я не помню, что принимала их.

Я поворачиваю голову в другую сторону, к окну. Зрелище снаружи привлекло бы мое внимание дольше, чем на несколько секунд, если бы не зрелище под окном. Там стоит оранжевый диван. И на этом диване есть кто-то, кто может принести мне как облегчение, так и ужас. Крис. Я делаю резкий вдох. Он спит сидя, слегка откинув голову назад, несколько завитков светло-русых волос падают ему на глаза и скулы. Я хмурюсь, разглядывая темные круги у него под глазами; его общий изможденный вид. Даже во сне — в то время, когда я всегда думала, что он выглядит не старше двадцати, — он выглядит на годы старше, чем когда я ушла от него, хотя прошло всего четыре месяца. На нем простая синяя рубашка поло и джинсы. Я изо всех сил пытаюсь вспомнить речь, которую приготовила, когда была в лесу, но прежде чем я успеваю это сделать, он просыпается, его голубые глаза фокусируются на мне.

— Привет, — говорит он. На одно короткое мгновение мне кажется, что он встанет и обнимет меня. Но он остается на месте. Я тоже, хотя меня ничто не удерживает в постели. Кроме моей совести.

— Привет.

— Ты долго спала.

— Как долго?

— Почти неделю. Ты пробыла несколько дней в отделении интенсивной терапии, а потом тебя перевели сюда. Ты продолжала спать. Медсестры будили тебя несколько раз в день, чтобы ты могла принимать таблетки, но ты была невменяема.

— Где мы находимся?

— Дома. Мы в Лос-Анджелесе. Мы отвезли тебя в ближайшую больницу в Бразилии, в Манаусе. Как только ты пришла в норму, я доставил тебя сюда. Это лучшая больница в Лос-Анджелесе, оснащенная для таких случаев.

Конечно, для меня всегда все самое лучшее. Стыд накатывает на меня волнами.

— Спасибо, — слабо говорю я и замолкаю. Все объяснения — оправдания — кажутся сейчас слишком неубедительными, чтобы их произносить. Слишком обидными. Я вообще не хочу открывать рот, потому что боюсь, что мой самый горячий вопрос выскользнет: где Тристан?

В глубине души я уверена, что Крис знает все. Иначе он был бы рядом со мной, обнимал и целовал меня. Крепко прижимая меня к себе.

— Разве ты не хочешь знать, сможешь ли ты полностью восстановиться?

— Конечно, — отвечаю я, благодарная за безопасную тему, но я не слушаю его объяснения, потому что движение крана за окном на расстоянии привлекает мое внимание.

— Можешь ли ты… ты можешь открыть окно? — спрашиваю я.

Крис замолкает, и я понимаю, что перебила его. Но он открывает окно. Шум снаружи подобен шоку для моего организма. На несколько секунд я боюсь, что мои барабанные перепонки лопнут, но они приспосабливаются, а затем Крис закрывает окно.

— Тебе следует привыкать ко всему постепенно. Здесь много людей, которые хотят тебя увидеть. Мэгги, полдюжины наших друзей.

Я отрываю взгляд от крана снаружи и фокусирую его на его ботинках. Я с трудом сглатываю, пытаясь набраться смелости спросить его о человеке, которого я хочу видеть больше всего.

Он избавляет меня от этого вопроса.

— Тристан тоже здесь. С нетерпением ждет, когда ты проснешься.

Не встречаясь с ним взглядом, я спрашиваю:

— Как он?

— Тристан в отличной форме. Врачи позаботились об этом. Он просто ждет, когда женщина, которую он любит, проснется.

Наконец-то он наступил. Момент истины. Я поднимаю свой пристальный взгляд, чтобы встретиться с ним.

— Откуда ты знаешь?

Крис улыбается.

— У тебя на коже написано его имя, а на его твое. Те несколько раз, когда медсестры будили тебя, ты только и делала, что звала его. Я знаю, потому что первые несколько раз был рядом с тобой. Пока я не смог больше этого выносить и не оставил его рядом с тобой.

— Крис…

— Не надо, — он резко поворачивается ко мне спиной. Держа руки в карманах, он смотрит на белую стену.

— Я не виню тебя и не презираю