Предатель. Ты врал мне годами (СИ) - Арина Арская
Неужели я позволю хорошему отцу, заботливому мужу стать жестоким и холодным мерзавцем в окружении голодных дамочек и завистливых стервятников.
— Почему ты молчишь? — спрашивает Богдан.
— Представила, каким ты станешь говнюком без меня, — мягко сжимаю его мочку уха. — Голыми бы руками задушила.
Богдан поднимает голову с моих колен, немного отстраняется и заглядывает в лицо:
— Все настолько плохо?
— Очень.
— Тогда надо меня спасать, — кладет ладонь мне на колено и слабо улыбается, — ты же себе не простишь, если я стану говнюком.
Я касаюсь его щеки, скользнув взглядом по его лицу, которое, наконец, смягчилось после этих двух безумных суток.
На меня вновь смотрит мой Богдан.
Не самодовольный козел, который тихо угрожает и рычит, чтобы я его боялась, а мой муж с мягкой улыбкой и теплыми глазами.
А Богдан ведь почти убедил меня, что я его потеряла за правдой.
— Я люблю тебя, — повторяет он и сжимает мое колено. — Люба… — его зрачки расширяются.
— Ты помнишь, как прыгал по лужам? — тихо спрашиваю я.
— Да, — так же тихо отвечает он. — И я очень старался прыгать высоко и поднимать много брызг…
А ты стояла и смотрела. Любовалась? — слышу в его голосе игривость.
— Недоумевала, почему ты прыгаешь в луже перед нашим домом, — честно отвечаю я, — а не перед своим.
— Как ты думаешь почему? — глаза Богдана вспыхивают хитринкой.
— Влюбился? — серьезно спрашиваю я, с трудом сдерживая улыбку.
— Я помню, как мама выводит меня из калитки, а в этот момент к воротам соседского дома тащат ревущую девочку в розовой курточке… Один взгляд, — Богдан не моргает, — и я тебя запомнил, а ты, кстати, как увидела меня, замолчала.
Я тогда по пути домой из садика ела сладкую вату, но я ее уронила, и я разрыдалась от несправедливости этого жестокого мира.
И Богдана помню, но короткой вспышкой. Помню его насупленное лицо и нахмуренные брови, и слова мамы, что мальчики не любят плакс.
— Потом ты заорала еще громче и топнула ногой, глядя мне прямо в глаза, — Богдан вздыхает.
— Это чтобы доказать маме, что плаксы мальчикам нравятся, — хмурюсь я.
— Ну, я и влюбился, похоже… — пожимает плечами и опять улыбается, — кричала ты впечатляюще.
— Я старалась.
Богдан перехватывает мое запястье и целует сначала внутреннюю сторону ладони, а затем касается губами и тыльной стороны.
Бегут мурашки по плечам и спине, когда Богдан поднимает взгляд и вновь прижимается щекой к моей ладони.
— Мы были обречены быть вместе.
— Но теперь нам будет сложнее быть вместе, Богдан. Нам теперь не закрыть глаза.
— Главное, не отпускать наши руки, — едва слышно говорит он и переплетает свои пальцы с моими, — и что бы сказали те мальчик и девочка, если мы сейчас откажемся друг от друга?
— Что мы дураки, — с моих ресниц срывается горячие слезы, — но самый дурацкий дурак, это ты, Богдан.
— Я знаю, — сжимает мою ладонь крепче и не отводит взгляда, — прости меня.
А после утыкается лбом мне в бедро с тяжелым и глубоким выдохом, будто выпускает из себя весь воздух.
— Не хочу быть козлом, которого и отцом назвать стыдно, — сдавленно сипит, — ‘сейчас я козел, но все еще папа, Люба. Да, не для Доминики, но… я с ней я вообщене знаю, как быть. Я бы ее спрятал, лишь бы не видеть и не знать… да, это неправильно… Да, я это чувствую, но как быть…
— Быть хорошим человеком, Богдан.
— Это возможно только рядом с тобой, Люба.
— Я знаю, — провожу ладонью по его затылку, — но учить быть тебя человеком…задачка не из простых. Ты же еще огрызаешься, когда все сложно.
— Но кто если не ты, — шепчет Богдан.
— Сам ты не справишься, — пропускаю его волосы сквозь пальцы. — Да и я бы хотела, чтобы ты ночами вставал по ночам к нашему младшему сыну, но перед этим целовал меня в щеку.
Богдан поднимает на меня лицо. Молча смотрим друг на друга около минуты, и он шепчет:
— Поцелуй меня. Умоляю, поцелуй.
Наклоняюсь к нему, обхватываю его лицо руками и целую на выдохе.
Нам будет сложно, и даже больно, но друг без друга нас не существует.
Прижимаюсь лбом ко лбу Богдана:
— Каждый день надо помнить, что мы есть друг у друга.
Глава 62. Поступить по совести
— Ты мне жизнь разрушил! — верещит Кристина. — А теперь дочь отбираешь?!
Быть хорошим человеком — сложно, но с Любой может быть только такой.
— Рот прикрой и не ори на меня, — стараюсь говорить спокойно и делаю решительный шаг к
Кристине. — Я у тебя не отнимаю Веронику, но… правду мы не утаили, Крис. Она узнала обо мне, узнала о брате и сестре, и, нравится нам это или нет, но ее тянет к ним.
— Она моя дочь!
— Она ею и останется! — рявкаю я. — И в твоих интересах сейчас затихнуть и бороться против нашей семьи!
Слышу, что в глубине квартиры скрип дверных дверей, уверенные шаги и в гостиную заходит
Доминика. Скрещивает руки на груди и шумно выдыхает через ноздри.
— Появился папочка, так мамочка побоку, да? — Кристина зло смотрит на нее. — Ему все эти годы было насрать на тебя.
— Мне тоже на него насрать, — шипит Доминика и щурится на Кристину, — пусть обеспечивает меня. Это его обязанность.
Напоминаю себе, что я хороший человек, а хороший человек терпелив к капризам обиженных подростков и понимает, что надо быть мудрым в такие моменты.
— Но если я решу, то я буду общаться с братом и сестрой, — твердо говорит Доминика.
— Они тебе не брат с сестрой! — взвизгивает Кристина.
— А ты еще не решила? — уточняю я и напряженно кошусь на Доминику.
— Нет, — переводит на меня колючий
