Блок-шот. Дерзкий форвард (СИ) - Екатерина Беспалова
Завладев мячом, Дёмин перебросил его Чупрунову, а тот — Потехину. Ловко и быстро они направлялись к кольцу соперников, по-видимому, не видя угрозы в ожидавшем их там Тедееве. Блок — Иван перебросил мяч Игорю, однако тот не успел совершить бросок, поскольку ещё один блок Рустама отбросил его в сторону. Разящий-Лихачёв подобрал мяч, уводя его подальше от кольца. Дёмин выругался, а Рус болезненно улыбнулся — выкуси!
Игра сосредоточилась на половине «Отважных», однако уходить со своей зоны он не спешил. Ещё пара очков в пользу «Разящих» приблизила их к ничьей. Злой, Дэн забрал мяч и вместе с Игорем повёл его в противоположную часть зала. Обводка, передача, ещё одна — Рустам вышел один на один с Чупруновым. Близкий контакт — спасти кольцо удалось, но избежать столкновения — нет. Холодный пот прошиб тело. Игра продолжалась.
Мяч с переменным успехом переходил от одной команды к другой, и к девятой минуте удалось наконец сровнять очки: 48:48. Обезболивающее, похоже, прекратило действовать под натиском собственных движений, нагрузки и пускай коротких, но до одури болезненных контактных соприкосновений в битве за мяч и безопасность корзины. Удачные блок-шоты и меткие попадания стали утопией, что успели заметить уже все члены команды. Тим следил за другом, понимая, что скоро тот сломается. Границы болевого порога стремительно падали, подходя к критичной отметке.
До конца последнего, решающего периода оставалась минута. Одна грёбаная минута и одно очко — непосильная задача! Когда в глазах в очередной раз потемнело, Рустам достал из кармана крошечный пузырёк с нашатырём. Секунда — едкий запах привёл в чувство. Надолго ли? Плевать! Одна минута, один точный бросок — и «Разящие» на пьедестале!
Рустам двинулся к кольцу «Отважных», куда Тимофей с Лихачёвым повели мяч. Передача, ещё одна, и ещё — Рус был открыт, но Тим явно не хотел давать ему подачу. Он бросил быстрый взгляд на табло: счёт на секунды. Если потеряют мяч — отыграться не успеют.
— Сюда, твою мать!!! — рявкнул Рустам.
Колебание, смятение — другого выхода не было. Тимофей сделал передачу, но потерял доли секунды. Дэн возник как чёрт из табакерки. Трибуны замерли. Рустам держался из последних сил. Обводка. Шаг. Второй. Боль. Темнота. Время! Темнота. Он попытался сфокусироваться. ВРЕМЯ!!! И вот щиток. Кольцо. Бросок. Мяч запрыгал по краям корзины. В зале воцарилась мёртвая тишина. Секунда, вторая — и стены содрогнулись от громкого крика болельщиков. Свисток — время вышло.
Рус упал, пытаясь дышать, но лёгким не хватало кислорода. Вдох. Вдох. Вдох. Однако диафрагма работала только на выдох. В глазах потемнело. Рука потянулась к карману. Шум становился всё тише, а потом и вовсе смолк. Глаза закрылись, как будто кто-то нажал на кнопку «Выкл», а в голове проскочила мысль: ушёл по-английски, хотя сам «историк».
— Умирать тоже будешь с шутками?
Похоже, да. И наступила темнота…
Глава 28. Отпустить…
Три часа, которые неподвижно сидел на их могилах, глядя на массивные мраморные памятники, прошли незаметно, хоть промозглый сырой воздух и пробрал до костей. Холодно, несмотря на то, что температура держалась у отметки ноль градусов. Зима, называется… Что за зима? Вот такая хреновая зима.
Рустам нахмурился, вытерев мокрый след на щеке. «Нужно идти», — сказал себе в который раз, но всё равно не спешил. Тёплые улыбки на лицах не отпускали. Больно… В груди защемило. Ладонь вытерла ещё одну мокрую дорожку. Грёбаные слёзы! От них не избавиться. Высушить к чёртовой матери! Кто их вообще придумал?
Внезапный порыв ветра заставил поёжиться.
— Ты шёл бы домой, — вдруг раздался незнакомый женский голос совсем рядом.
Рустам не двигался. Кому бы ни принадлежал — плевать! Никто не смел указывать ему, когда и сколько общаться с родителями. Надо будет — вообще поселится здесь.
— Живым здесь не место.
— Начхать.
Женщина не спеша прошла мимо невысокой чёрной ограды и, поставив мешок с мусором, стала размеренно чистить снег с могилы, располагавшейся рядом с могилами Тедеевых Марии и Эдуарда.
— Четвёртый час сидишь.
Рустам молчал, пытаясь абстрагироваться от навязчивой собеседницы. Однако та продолжала разговаривать, словно восполняя недостаток общения, которого была лишена, учитывая специфичное место работы:
— Ты делаешь их несчастными. Если ушли, значит, там они нужнее. — Пауза. Она, по-видимому, смотрела на фото. — Светлые. Оба. Значит, действительно нужны.
Рустам с силой стиснул челюсти — какого ей надо?!
— Ты тоже светлый, поэтому отпусти. Их отправят к тем, кому нужна помощь. Тебе они помогли.
— Они мои родители, — прорычал в ответ, не до конца понимая, зачем вообще ведётся на бредни этой сумасшедшей.
Она замерла, исподлобья глядя на парня, а затем снова вернулась к своей работе.
— «Мои…» — передразнила. — Собственники и эгоисты плохо кончают, ты знаешь? «Мои…» Ты их не покупал. Тебе дали. Надо быть благодарным за то, что дают. Как дают, так и забрать могут. Только покупки остаются навсегда. Вещи. Люди — не вещи. Люди — это люди. Хорошие, плохие. К н и г о е д . н е т
— Они были самые лучшие, — зачем-то отозвался Рустам, гипнотизируя счастливые лица на фото.
— Вот и отпусти. Пусть обретут покой.
Женщина выбросила последний снег за ограду и собралась переходить на другую могилу, но остановилась. Он не смотрел на неё, но чувствовал её пристальный взгляд.
— Так их не вернуть. А ты сгинешь! Ходил тут один такой же. Смотрел на памятник пустыми глазами, а потом вскрыл себе вены там же. Думаешь, они хотят видеть тебя сейчас?
Рустам смотрел на неё, но ничего не говорил.
— Не для того мы растим вас, чтобы вы кончали с собой. Так-то. Да и отправишься сам к ним, думаешь, попадёшь? В Ад пойдёшь как самоубийца. Они поди не там.
— Я и так как в Аду последние полгода.
— Значит, не с теми людьми общаешься! — внезапно рыкнула женщина. — Не с теми! Послушай старушку, я плохого не скажу, я тут долго работаю — тут спокойно. Когда ты смеёшься, люди смеются с тобой, а стоит тебе заплакать — и всем насрать на тебя. — Она усмехнулась. — Таких надо гнать сразу и не переживать за них. Как тебя зовут?
Тишина.
— Как зовут, спрашиваю?
— Рустам, — отозвался Тедеев.
— Рустам… Красивое имя. Ты и сам красивый. — На губах появилась улыбка, которая
