Фатальное трио - Юля Белова
– Я Елена, директор этой компании. И я впервые совершенно не представляю, что мне делать. – Вы спрашиваете случилось ли у нас что-то? Пожалуй, можно и так сказать. Дело в том что мы со вчерашнего дня распродаём все наши рестораны, но где находится наш владелец, никто из нас не имеет ни малейшего представления. Могу вам пообещать только одно, Алиса. Как только я услышу и или увижу Роберта, я немедленно сообщу ему о вашем звонке и скажу, что вы оч
39. Сладкий туман
Я много раз слышала что человек может привыкнуть к чему угодно. Может быть это и так, может быть. Наверное, можно смириться с потерей близкого, но боль от этой потери никогда не уйдёт из сердца и привыкнуть ней, к этой жестокой и неумолимой боли невозможно.
Я сижу в парке и ем мороженое. Сегодня жарко, но внутри меня холодно, настоящий арктический лёд. Я ем мороженое только для того, чтобы что-нибудь делать, чтобы не сидеть просто глядя в точку перед собой. Вот уже почти месяц разглядывание этой несуществующей точки моё основное занятие.
До моего выступления в ЦДЛ ещё два часа, но Сысуев просил, прийти пораньше, чтобы можно было настроить микрофон, выставить свет и что-то там ещё, что он не знает, но о чём его попросили технические работники. Поэтому я поднимаюсь со скамейки и иду навстречу славе.
.
.
– Алиса, что с тобой случилось, ты на себя не похожа? Я тебя совсем не узнаю, ты такая потерянная и совершенно измученная. Как ты себя чувствуешь, у тебя всё в порядке? – волнуется мой литагент, увидев меня.
– Да, спасибо, всё отлично. Я в порядке. Вот, попробовала модную диету.
– Что же ты творишь над собой, зачем? Не надо, не надо! Побереги здоровье. Посмотри на меня, какой я толстый и то ни на какие диеты не сажусь. Нет, Алиса, это нужно срочно отменить.
– Да не беспокойтесь, я уже отменила, так что скоро начну набирать вес. И всё у меня будет хорошо.
Правильнее было бы сказать и всё у меня было хорошо. Было. Вот именно, и уже не будет, ведь судьба даёт не слишком много шансов. Получил один и держи его крепко, не выпускай из рук, потому что другого уже не будет. И всё, что могло быть хорошего, я уже испытала, а теперь нужно радоваться тому что есть и не гневить судьбу.
– Алексей Вильямович, – беру я его за руку. – Я хотела вам что-то сказать. Я знаю, вернее, я догадываюсь, что Роб говорил с вами обо мне и, возможно, об этом вечере сегодняшнем тоже. Я хотела попросить у вас прощение. Он иногда бывает несдержан излишне резок или даже груб, и если вы почувствовали это по отношению к себе во время того разговора с Робом, пожалуйста извините его, он сделал это единственно из-за своей любви ко мне, из-за того, как он представляет свой долг по отношению ко мне. Очень вас прошу, не сердитесь.
– Что ты, Алисочка, мне не за что на него сердиться. Да, мы разговаривали, и под впечатлением от того разговора, я звонил тебе и может быть был как-то превратно истолкован. Так за это я сам готов попросить у тебя прощения. Мы тогда с твоим женихом хорошо поговорили, и я понял насколько ты важна для него.
А ещё я впервые задумался насколько важна для тебя поэзия, и тогда же я осознал что был не слишком хорошим партнёром. Я часто тебя подводил часто тратил твои деньги не раздумывая и полагая, что они слишком легко тебе даются. Я был даже не всегда до конца честен с тобой. Именно поэтому я понял, что не должен тормозить твой путь и сдерживать твой творческий рост. Я мешаю тебе, и именно поэтому я принял решение что тебе нужен кто-то помоложе, лучше интегрированный в современную культурную среду.
– Ну что вы, Алексей Вильямович, вы столько сделали для меня и я вам так благодарна. Даже одно сегодняшнее выступление, ведь это настоящий поворотный пункт в моей поэтической карьере, – я улыбаюсь, потому что стараюсь не называть себя поэтом, это слишком огромное слово для меня.
– К сегодняшнему мероприятию я-то как раз практически и не имею отношения, дорогая моя. Ведь это именно Роб всё пробил и обо всём договорился с нашими, так сказать, литературными воротилами. И пиар, и банкет, и критика – всё это его рук дело. Разумеется, я кое-что тоже сделал, но первенство в организации твоего концерта безусловно принадлежит твой мужу… или жениху.
Это известие буквально придавливает меня. Роб, ты повсюду, и даже сейчас когда тебя нет рядом, я чувствую твою силу и твою заботу. Прости меня, я знаю мы больше не вместе, но спасибо тебе, за то что был в моей жизни.
.
Я выхожу на сцену совершенно безумная и ошалевшая. Мой разум полон одной лишь мыслью, и эта мысль – Роб.
Я читаю стихи запланированные по программе но в каждом из них я кричу именно об этом, я кричу о своей любви об ужасе потери и горечи осознания своей ошибки. Я кричу о том, что тяжело и горько не встретить свою любовь, но вдвойне горько встретить её и отринуть от себя.
В моих глазах стоят слёзы, они преломляют лучи прожекторов и рисуют причудливые картины света и тени. Я не вижу публику, я не вижу зала, я не вижу ничего, кроме Роба.
И потому как замирает публика, и потому что все звуки исчезают, будто я оказалась в абсолютном вакууме, и потому как вибрирует и нервно реагируют на каждое слово на каждый звук зал, наполненный людьми, я понимаю что со мной происходит что-то неординарное.
Я читаю свою программу, стихи, многие из которых читала сотни раз, но никогда до сегодняшнего дня я не наполняла их такой лавиной эмоций и переживаний. Никогда ещё слова написанные мной не превращались в реальное проявление жизни, никогда они не становились такими объёмными и живыми.
Зал взрывается овациями, и сотни глаз пожирают меня, но я сегодня одержима Робом и ничего не замечаю. Стихи – это голос моего сердца, и он отзывается в аплодисментах моих слушателей.
Моё последнее стихотворение я читаю лично Робу. Я представляю его сидящим в зале и обращаюсь прямо
