Мороз по коже (СИ) - Ева Левина
Зараза! Мелкая поганка! Я ведь, чуть с ума не сошел, когда увидел, что моя девочка упала в обморок… Но потом стали заметны приоткрытые ресницы и бешенно стучащее сердце, которое выдало пигалицу с головой!
Дать бы ей по заднице за все фокусы! И за походы в ночные клубы в неподобающем виде и за то, что прямо у меня на глазах приняла какую-то дрянь, и за постоянных ухажеров, вьющихся вокруг неё косяком…
Но я не могу. Заорать как раньше или отходить по красивой упругой заднице ладонью тоже. И совсем не потому, что чувствую вину перед погибшим братом… Хотя и поэтому тоже.
— Ты вывел меня на улицу, чтобы я вдобавок к моему недомоганию еще и простудилась? — красивое недовольное лицо пигалицы вывело меня из оцепенения и вернуло на землю, но отвечать я не спешил, скользя по идеальным чертам взглядом и продолжая думать о своем.
Пигалица тем временем не оставляла попыток меня растормошить. Теперь она щелкала пальцами прямо у меня перед лицом и недовольно вздыхала, подкатывая глаза:
— Алё… Морозов!
Что за девица! Она даже возмущается сексуально, чертова кукла!
— Ладно попробуем по-другому… Я собираюсь пойти в парилку с твоим другом Сергеем.
— ЧЕГО?
— Ну вот, ожил наконец, — хитро улыбнулась провокаторша и, сделав шаг вперед, ударила меня кулачком в грудь, — домой поехали, поздно уже!
— Я не понял, с кем ты там собралась, и в какую парилку? — прорычал я, игнорируя все остальное, сказанное Ксюшей и концентрируясь на том, что посчитал важным.
— Пошутила я, потому что ты не реагировал!
— Я тебе за такие шутки по заднице дам!
— Только тронь! Не имеешь права!
— Не дерзи!
Несмотря на призрачное перемирие, между нами почему-то искрило. Причем гораздо сильнее, чем раньше. Именно поэтому я все таки принял решение уехать. Не хватало еще показывать наши разборки, похожие на мексиканский сериал моим друзьям!
Наскоро попрощавшись со всеми и зло глянув на именинника, я усадил пигалицу в машину и крепко пристенул, словно опасаясь, что она всё таки сбежит в парилку с Серегой. Всю дорогу до дома мы препирались. Ни ночные виды весеннего города, ни приятная музыка из динамиков — ничто не могло придать поездке позитивный настрой. Более того, мы оба заводились с пол оборота и не могли остановиться, хотя давно пора было сделать передышку.
Когда я припарковался во дворе и заглушил мотор, пигалица повернулась ко мне и зашипела, как кобра перед прыжком:
— Надеюсь, ты не останешься! Вали к своей Тане или Маше! — она вылетела из машины и громко хлопнув дверью, направилась в сторону дома, этим жестом красноречиво показывая, что не собирается продолжать разговор.
В ночной тишине только-только пробуждалась природа и только-только оживали насекомые, но уже было по весеннему тепло. Я вышел следом и, прислонившись к машине, просто наблюдал за фигуркой, удаляющейся по мощенной дорожке вглубь двора, размышляя о жизни.
И тут случилось волшебство. Вдруг все происходящее перестало меня напрягать, и стало так легко и хорошо, что впору было заорать на всю улицу, как мартовский кот. Впервые за несколько лет я почувствовал себя счастливым и улыбнулся, пробуя на вкус и запуская глубоко внутрь это замечательное ощущение.
Я ведь люблю её, на дворе весна, впереди лето, а за ним, пожалуй, вся жизнь… Чего еще желать?
Да, она строптивая и слишком молодая… Да, за ней вьётся целый табун мужиков, и иногда мне хочется поставить её в угол или отходить ремнем… Но она ревнует меня к бывшим, шикарно готовит, а самое главное будит внутри такие сильные чувства, какие не будила ни одна женщина до нее.
— Пигалица! — вдруг закричал я вслед и тут же получил гневный взгляд от обернувшейся Ксюши.
— Я на тебе женюсь, — пожалуй, сказанное было самым искренним признанием женщине за всю мою жизнь, но эта молодая строптивая коза не оценила моего порыва и заверещала на всю огромную территорию двора:
— Я лучше таракана съем, чем когда-то за тебя выйду, козёл! У меня от тебя мороз по коже! — даже в полумраке было видно, что зелёные глаза мечут молнии, но меня это только заводило. Я, кажется, нашел новый вид удовольствия: раздражать Ксюшу и доводить её до белого каления, и а потом любоваться её разъяренным видом.
— Таракана? Заметано. Завтра привезу тебе огромного таракана из зоомагазина. Если не съешь, то станешь Морозовой. Ясно?
— Пошёл ты! — девчонка в мгновенье ока оказалась прямо передо мной и уже готова была броситься с кулаками, но я, будучи уже привычным к её выпадам, перехватил желанное тело и впился поцелуем в манящие полуоткрытые губы.
— Ненавижу! — заверещала девчонка и укусила меня за язык, но уже через мгновенье сдалась и обмякла.
Какое-то время я пробовал её губы на вкус без ответа, но потом Ксюша всё таки ожила, правда почти сразу уперлась мне в грудь ладошками и вдруг, в не свойственной для себя манере очень робко спросила, стыдливо опустив глаза:
— Почему ты такой злой и непонимающий? Как будто ненавидишь меня? Мне говорили, что с этой Машей ты был совсем другим…
— Глупая… Маша мне нравилась, а от тебя у меня крышу сносит. Чувствуешь разницу? При одной мысли, что тебя кто-то тронет, у меня мозги кипят. А Маша… Она хорошая, мягкая, но только теперь я мужа её понимаю. Он её любил, а я нет. Я когда с тобой познакомился — все поганые черты этого мудака в себе нашел… Потому что по-настоящему влюбился.
Наверно меньше всего на свете Ксюша ожидала услышать от меня признание в любви, поэтому сначала удивленно замерла, а потом шумно шмыгнула носом:
— Правда? — из зеленых глаз пигалицы выкатилась одинокая хрустальная слезинка, которую я тут же стер большим пальцем и поспешил ответить.
— Правда, коза.
— Сам такой! — зашипела девчонка и попыталась удрать, но была схвачена и перекинута мной через плечо.
— Я буду кричать!
— Конечно будешь, малыш. Всю сегодняшнюю ночь.
— Извращенец! Гад! Отпусти! — верещала пигалица, но почему-то совсем не вырывалась.
Глава 44
— Что мы все обо мне, да обо мне… Как Роман? Как ваши отношения? — мы сидели на открытой террасе кофейни уже около часа, но Татьяна впервые поинтересовалась Морозовым.
Со стороны могло показаться, что это простое проявление вежливости, но мы обе знали, что она не остыла. Именно поэтому красивые пальцы с идеальным маникюром слегка подрагивали, а высокая грудь, затянутая черным бархатным платьем стала вздыматься чуть выше, чем раньше. Она, наверняка, не желала
