Помощница для бывшего - Кристина Майер
Блин, я просто олень. Люблю Раду. Давно люблю, поэтому и выбросить из головы не мог столько лет.
И как бы сложно ни было молчать, ведь хотелось поднять вопрос о Ваньке и во всем разобраться, я решил не торопить Раду. Не готова, значит, довериться. Не буду давить с разговором.
К Лютому на несколько минут пускали самых близких. Деньги решают не все. Со смертью нельзя договориться. И мы чувствовали, что войну отец может проиграть. Слышал он нас или нет, мы не знаем, но каждый из нас хотел остаться с ним наедине. Словно исповедать его перед дальней дорогой. А возможно, что и самому исповедаться.
О чем говорили Маша с мамой, я могу только предполагать. Когда дежуривший врач-реаниматолог позволил мне вечером войти к отцу на несколько минут, я не стал отказываться…
Глава 43
Егор
Вошел в палату. Ощущение холода. Пододвинул стул к кровати и долго сидел молча, смотрел на совсем другого Лютого. Спокойное лицо, совсем не похож на себя обычного. Брови не сведены вместе, рот не поджат недовольно…
— Знаешь, я столько лет тебя ненавидел, а сейчас ничего не осталось. Ты не был нам отцом, но мы, вопреки всему, выросли и сумели найти себя в жизни. Я не буду злиться на тебя, ненавидеть. Если ты поправишься, я постараюсь быть терпимее. Отпустить все, что столько лет держал в себе. Мне это нужно, чтобы не закончить так, как ты, — полилось из меня. — Я хочу нормальную семью. Наверное, у меня еще будут дети… — сообщаю ему.
«Возможно, у меня сын есть, — добавляю про себя. — Почему бы не родить еще дочку?» — мне хочется увидеть Раду с животом. Ну, и пройти все круги ада молодого отца. Друзья с этим справились, у меня тоже получится.
— Папа… давно я тебя так не называл. Я не хочу вспоминать прошлое, а светлых воспоминаний нет. В моей жизни произошли изменения. Я не буду лишать себя нормальной жизни. Не буду лишать себя отцовства. Твой род не прервется на мне, но я сделаю все, чтобы мои дети выросли достойными людьми…
Я о многом еще с ним говорил. Где-то глубоко внутри это было во мне, и сейчас пришло время выговориться. Освободиться. Врач попросил меня уйти. Ночью к отцу еще раз пустили маму. Он умер у нее на руках.
Ощущение, будто он ждал, что мы все попрощаемся, простим его, и он уйдет с миром.
Организацию похорон на себя взяли мои друзья и семья Тигиевых. Мама с Машей уснули на ее кровати. Маме было очень тяжело, только наша поддержка давала ей силы.
Я позвонил очень дорогому человеку. Любимому… Хотелось услышать ее голос. Рада как остров счастья, к которому желаю причалить. Увидев, что на часах почти три, сбросил вызов, пока не разбудил.
* * *Рада
Егор время видел?
Мы, девочки, любим обидеться. В наших правилах не поднять трубку, не ответить на сообщение, удалить контакт любимого из телефонного списка, когда нам кажется, что нас не ценят. Но на такие выходки мы способны в юном возрасте, когда за плечами нет жизненного опыта и неудачного брака за спиной. В своем семейном союзе я многому научилась, но главное — умению уступать, идти на компромисс. Конечно, как и любой девочке, мне хочется, чтобы меня любили, за мной ухаживали, баловали вниманием и заботой.
Удивительно, что Егор позвонил так поздно. Первая мысль: он пьян. Сердце начинает тревожно биться, вряд ли он решил позвонить и сказать, что любит меня. Вот что в это время можно сообщить? Только что-то плохое. Ну, если пьян, начнет выговаривать. Вдруг услышу что-то интересное? И тут появляется еще один страх, что Женя все-таки ему позвонил и рассказал о Ваньке. Начнет упрекать? Угрожать? Сердце в страхе замирает.
Хочется скорее выяснить причину позднего звонка, или я сойду с ума. Долго думала, звонок оборвался.
Трубка телефона дрожит в руках. Вновь начинают терзать сомнения. Может, нечаянно набрал? Может, не собирался разговаривать? Перезвонить или нет? Если не перезвоню, неведение меня убьет, до утра я не успокоюсь.
Набираю Егору и жду, что он поднимет трубку. Сердце выскакивает их груди. Он принимает вызов, но первой заговариваю я:
— Алло? — произносить слова стараюсь тихо, чтобы не разбудить Ваньку.
— Привет. Разбудил? — я отмечаю, что голос Егора звучит устало. Мне лезут не очень приятные мысли в голову, но я их стараюсь отгонять. — Прости, что так поздно набрал, не смотрел на часы, хотел сбросить, но ты подняла трубку.
— Нет, не разбудил. Я только что легла.
— На часах почти три. Ты почему не спишь? С Ваней все хорошо? — забота и беспокойство в его голосе меня успокаивают.
— Ваня идет на поправку. А ты почему не спишь?
— Дни были тяжелые. Приходил домой поздно, сразу вырубался. Не хотел нагружать тебя проблемами, беспокоилась бы.
«Беспокоилась я, когда ты мне не звонил», — проговариваю про себя.
— Соскучился по тебе дико, — с чувством произносит, а у меня мурашки по коже. — Хотя бы голос услышал. Оказаться бы с тобой рядом, — все обиды забываются, так хорошо становится, что по щекам текут слезы.
— Что у тебя случилось? Можешь выговориться, вдруг станет легче, — мне тоже хочется быть рядом с ним.
— Ты все равно завтра узнаешь, — повисла тишина. Давящая, пугающая. Не знаю, что я хотела услышать, но точно не это: — Отец умер…
* * *Рада
«Отец умер», — бьется в голове.
На языке вертятся слова, но все они неподходящие. Лютый был настолько непростым человеком, что сложно искренне пособолезновать. А фальшь, мне кажется, Егор может уловить.
— Я даже не знаю, что сказать, — самое правильное — честно признаться. — Как обухом по голове, — продолжаю я. — В нем столько силы и энергии было, что хватило бы на десятерых.
— Сложно всю жизнь оставаться на коне власти. Приходят молодые и хотят тебя подвинуть, а чужими руками сложно стало убирать конкурентов, он сам себя разъел изнутри, Рада. Новыми
