Николас Спаркс - Выбор
– Кстати, именно тогда я и понял, что ты будешь отличной матерью. По тому, как ты вела себя с Молли. Даже в самый первый раз, когда мы встретились… – Он покачал головой. – Веришь или нет, но я с удовольствием вспоминаю, как ты влетела ко мне домой тем вечером. И вовсе не потому, что в итоге мы поженились. Ты походила на львицу, которая защищает свое потомство. Человек не может настолько рассердиться, если он не способен сильно любить. Наблюдая, как ты обращаешься с Молли – с любовью, вниманием и заботой, – я понял, что такой же ты будешь с детьми.
Тревис провел пальцем по руке Габи.
– Знаешь, как это важно для меня – видеть, что ты любишь наших дочерей? Даже не представляешь, какое это огромное утешение. – Он склонился к ее уху: – Я люблю тебя, Габи, сильнее, чем ты можешь себе представить. Ты идеальная жена. Ты воплощение всех моих надежд и мечтаний. Ты сделала меня счастливее всех мужчин на свете. И я не хочу сдаваться. Не могу. Понимаешь?
Тревис тщетно ждал ответа. Как всегда – ничего, как будто Бог давал понять: его любви недостаточно. Глядя на Габи, Тревис вдруг ощутил себя старым и усталым. Он поправил одеяло, страдая от одиночества и сознавая, что каким-то образом подвел жену.
– Пожалуйста, – попросил он. – Ты должна очнуться, родная. Пожалуйста. У нас мало времени.
– Привет, – сказала Стефани. Одетая в джинсы и футболку, она мало походила на преуспевающего профессионала. Она жила в Чепл-Хилле и была старшим проектным менеджером стремительно растущей биотехнологической фирмы. В течение последних трех месяцев Стефани проводила несколько дней в неделю в Бофоре. После аварии она оставалась единственной, с кем Тревис мог нормально говорить. Лишь сестра знала все его секреты.
– Привет, – ответил Тревис.
Она пересекла комнату и наклонилась над постелью.
– Привет, Габи, – сказала Стефани, целуя ее в щеку. – Как поживаешь?
Тревису нравилось, как Стефани обращается с его женой. Не считая его самого, сестра была единственной, кто чувствовал себя в присутствии Габи уверенно.
Стефани придвинула стул и села рядом с Тревисом.
– А как у тебя дела, старший брат?
– Нормально.
Она оглядела его с ног до головы:
– Ужасно выглядишь.
– Спасибо.
– Ты слишком мало ешь. – Стефани полезла в сумку и вытащила пакетик арахиса. – Держи.
– Я не голоден. Только что съел ленч.
– Какой?
– Вполне достаточный.
– Сделай, как я прошу, ладно? – Стефани зубами разорвала пакетик. – Съешь орехи, а я обещаю заткнуться и больше тебя не трогать.
– Ты каждый раз так говоришь.
– Потому что ты каждый раз ужасно выглядишь. – Она кивком указала в сторону Габи: – И она наверняка со мной согласна.
Стефани никогда не выражала сомнений, если Тревис говорил, что слышит голос Габи, а если и выражала, то очень спокойно.
– Да.
Сестра сунула ему пакетик:
– Ешь.
Тревис взял пакетик и положил на колени.
– Сунь их в рот, разжуй и проглоти! – Стефани заговорила как мать.
– Тебе никто не говорил, что временами ты чертовски нахальная?
– Мне говорят это каждый день. Поверь, сейчас рядом с тобой самое место нахальному человеку. Я для тебя вроде как дар небес.
Тревис впервые за день искренне рассмеялся:
– Не то слово. – Взял несколько орешков и положил в рот. – Как дела у вас с Бреттом?
Стефани последние два года встречалась с Бреттом Уитни. Это был один из преуспевающих инвесторов – невероятно богатый, красивый и, по мнению многих, самый завидный жених к югу от линии Мейсона – Диксона[6].
– Ничего.
– Снова гром в раю?
Стефани пожала плечами:
– Он опять сделал мне предложение.
– И что ты сказала?
– То же, что и в прошлый раз.
– И как он это принял?
– Спокойно. Конечно, снова изобразил, что он сердит и безутешен, но уже через пару дней пришел в норму. Выходные мы провели в Нью-Йорке.
– Почему бы тебе просто не выйти за него?
Стефани пожала плечами:
– Рано или поздно, возможно, я так и сделаю.
– Сестра, это был шанс. Ведь наверняка тебе хотелось согласиться, когда он просил.
– И что? Попросит еще раз.
– Ты так уверена…
– Да. Я соглашусь, когда не останется никаких сомнений в том, что он хочет на мне жениться.
– Он уже трижды делал предложение. Ты еще не убедилась?
– Он всего лишь думает, будто хочет на мне жениться. Бретт из тех парней, которые любят трудности, и сейчас очередная проблема – это я. Следовательно, пока я остаюсь непреклонной, он будет делать предложение. Когда я пойму, что он готов, скажу «да».
– Не знаю…
– Поверь, – сказала Стефани. – Я знаю мужчин. И у меня свои уловки. – Ее глаза лукаво блеснули. – Бретту известно, что я в нем не нуждаюсь, и это его буквально убивает.
– Да уж, ты в нем действительно не нуждаешься.
– Давай сменим тему. Когда ты собираешься вернуться на работу?
– Скоро, – неохотно ответил Тревис.
Стефани полезла в пакетик и сунула несколько орешков в рот.
– Сам знаешь, у папы силы уже не те.
– Да.
– Так что… на следующей неделе?
Тревис не ответил, и сестра скрестила руки на груди.
– Давай поступим следующим образом, поскольку ты, очевидно, еще не совсем собрался с духом, ты начнешь появляться в клинике каждый день и работать там по крайней мере до часу. Это твое новое расписание. По пятницам можешь закрывать в полдень. Таким образом, на долю папы остаются лишь четыре вечера в неделю.
Тревис прищурился:
– Ты долго размышляла?
– Кому-то было нужно этим заняться. И учти, я стараюсь не только ради папы. Тебе нужно снова приняться за работу.
– А если я считаю, что еще не готов?
– Плохо. И тем не менее займись делом. Если не ради себя, то ради Кристины и Элайзы.
– О чем ты?
– О твоих дочерях. Не забыл?
– Я прекрасно о них помню, но…
– И ты любишь их, ведь так?
– Что ты имеешь в виду?
– Если ты их любишь, – продолжала Стефани, пропустив вопрос мимо ушей, – то вновь начнешь вести себя, как подобает отцу. В том числе вернешься на работу.
– Зачем?
– Ты должен показать им: какие бы ужасы ни случались в жизни, нужно двигаться дальше. Таков твой долг. Кто еще объяснит это девочкам?
– Стефа…
– Я и не говорила, что будет легко. Но у тебя нет выбора. В конце концов, ты ведь не позволил им бросить школу? Они по-прежнему учатся? Ты заставляешь их делать уроки?
Тревис промолчал.
– Если ты требуешь, чтобы они выполняли свои обязанности – а ведь им всего лишь шесть и восемь, – то выполняй и свои. Дочери должны видеть, как ты возвращаешься к нормальной жизни. Работа – ее часть. Прости, но по-другому нельзя.
Тревис покачал головой, ощутив возрастающий гнев:
