Татьяна Алюшина - Двое на краю света
Тут уж мне пришлось справляться с подкатившей слезливостью и скоренько ретироваться в кухню, оставляя их наедине самих разбираться с первым в их жизни совместным утренним умыванием. Даже подглядывать не буду!
От нервов, что ли, я и не заметила, как принялась готовить все подряд – и творог с фруктами, и легкие оладушки, и маленькие бутерброды из живого хлеба с пастой из авокадо, их Архипчик очень любит, что-то еще выставляла на стол и раскладывала по тарелкам. И наливала сок в стаканы, когда, вернувшись из душевой, папаня с сыночком стали усаживаться за стол. Архипка, забравшись на свой специальный высокий стульчик, радостно поинтересовался, увидев все это изобилие:
– У нас плазник?
– Нет, просто мама нервничает, – ответила я.
– Иза лаботы?
– Нет, Архипчик, из-за приезда твоего папы.
– Он не уедет, мамаська, – успокоил меня сынок.
– Я с вами с ума сойду! – возмутилась окончательно я, словно с резьбы меня сорвало, и резко села на стул. – Приедет, не уедет! Любит, не любит, к сердцу прижмет, к черту пошлет! Сбежал, и ни звука, подумать ему надо!
Краснин тут же оказался возле меня, подхватил под локти, поставил на ноги, обнял одной рукой за плечи и отдал распоряжение:
– Архип, ты начинай завтракать, выпей сок пока, а нам с мамой надо поговорить. Хорошо?
– Холосо, – кивнул Архип и взял двумя ручками стакан с соком со стола.
– Вот и молодец! – похвалил сына отец и увел меня из кухни в гостиную.
Он обнимал меня, прижимался лицом к моей голове и шептал:
– Ты тогда спала, такая красивая. А я смотрел на тебя и не понимал, вот ты проснешься, и как с тобой говорить и что. И Глория, она же твоя сестра, как с этим быть. И я никак не мог осознать и поверить, что у меня есть сын. Вот и сбежал. Мне надо было время, чтобы все спокойно обдумать, и понять, и принять. Я снял тебя спящую на смартфон. – Он поцеловал меня в макушку, в висок, снова прижался щекой к моей голове. – Люблю тебя, хочу только тебя, хочу жить только с тобой. Ты переедешь ко мне в Питер? Ты же говорила, что тебя не пугают мои недостатки, ты почти сделала мне предложение и уверяла, что я для тебя идеальный муж.
– Я такого не говорила! – возмутилась шепотом я и попыталась вырваться из его рук, но он не пустил, прижал покрепче и стал поглаживать рукой по спине.
– Но когда-нибудь скажешь, потому что я обязательно таким стану, ты же это знаешь.
– Да боже упаси! – возроптала я, улыбнувшись. – Зачем мне идеальный муж? А кто будет орать на меня и ругаться, что я себя не контролирую, когда увлекаюсь, я это просто обожаю, ты становишься таким сексуальным, когда начальствуешь грозно.
– Хорошо, буду отчитывать тебя ночами, – согласился он и спросил: – Это значит твой положительный ответ?
– А какой был вопрос? – снова улыбнулась я, он же все равно не видит, так и прижимает меня к себе.
– Ты переедешь ко мне, выйдешь за меня замуж и будешь жить со мной долго, хлопотно, иногда непросто, но весело и счастливо?
И тут мой взгляд упал на две большие сумки, которые так и стояли с ночи у дивана, позабытые всеми.
– Слушай, а что ты таскаешь в этих баулах, керны с пробами грунта, что ли?
– Нет, не керны. В одной вещи и игрушки для Архипа, в другой мои вещи и тебе подарки. Я одежду только в Европе покупаю, когда езжу на конференции, семинары и лекции. Ну и… некоторые образцы пород, совсем немного. Только самые интересные и уникальные, я хотел их посмотреть до того, как остальное доставят в институт. – И возмутился слегка: – Ты мне не ответила!
– Да я ответила тебе еще месяц назад! – возмутилась теперь я, отстранилась в его руках, посмотрела в его лицо, стараясь удержать смех. – Да какая женщина в трезвом уме и твердой памяти откажется от такого хозяйственного мужика, который к тому же любит играть с камушками?
– А те вы делаите? – спросил Архипка, неслышно подобравшись к нам.
Ну что ж, это второй урок отцовства. Павлу Андреевичу придется узнать, что сынок появляется в самых разных местах неожиданно и, как правило, не вовремя. А еще он любит забираться в постель к маме, в которой теперь планирует спать и папа, по утрам – в самое «симпатичное» у мужской сексуальности время.
Посмотрим этот цирк!
Восемь месяцев спустя
Так, еще немножко, вот на этот крючочек – оп-ля! Все прекрасно повесилось!
– Шротт!! – прогремел снизу ужасно грозный, любимый до счастья голос. – Ты зачем туда забралась?!
– Мне надо было перевесить две работы, – улыбаясь до ушей, объяснила я цель своих действий.
– Для этого рабочие есть! – бушевал начальственно Краснин.
– Они ушли на обед, а мне надо посмотреть все в готовой композиции! – упрямствовала я, отстаивая свою правоту.
– А подождать их не судьба! Немедленно слезай, совсем с ума сошла, черт-те что вытворяешь!! – грохотал своим прекрасным голосом Павел Андреевич.
– Да слезаю уже! – успокаивала я.
Проще было сказать, чем сделать, – забраться сюда оказалось не так уж сложно, а вот спуститься, как только что выяснилось экспериментальным путем, проблематично. Краснин почти бросил на пол огромный букет алых роз, протянул ко мне руки и принялся меня эвакуировать с лестницы, не переставая ругать почем зря:
– Ты что, и стремянку сама таскала?!
– Нет, ее таскал охранник, – уверила я, принимая его своевременную помощь.
Встав на нижнюю ступеньку, он обнял меня одной рукой за область талии, второй поддерживая под локоть, и помог спуститься, что только добавило огонька в его возмущенную адресную речь:
– А я думаю, что это меня так радостно встретил ваш охранник, как родного, и чуть не бегом двери открыл, и пропустил, и смотрит так сочувствующе! Ну еще бы! Когда ты тут горную козу из себя изображаешь и никто не может тебя остановить!
Все, мы спустились, и весьма удачно.
– Я тебя запру, честное слово! Вот в следующий раз выпущу только на открытие выставки!!
– Я тоже очень рада тебя видеть и тоже очень соскучилась! – рассмеялась я и полезла целоваться.
Муж был гневлив до крайности, но от поцелуев и обнимашек не уворачивался, и поцеловал, и обнял, и еще разочек поцеловал, но отчитывать не перестал:
– Как ты вообще додумалась в таком положении лазать по стремянкам, да еще одной, когда никого рядом нет?!
А какое у меня положение? Хорошее у меня положение, беременное. Шесть месяцев, подумаешь, я еще и плясать могу, и хороводы водить.
– Я ж не рожаю, – неосмотрительно заметила я.
– Что и удивительно при таких выкрутасах!! – вновь добавил децибел в тоне, уже было шедшем на убыль, Краснин.
– Напомни мне, я уже говорила тебе, что ты становишься убойно сексуальным, когда ругаешься? – промурлыкала я, поглаживая его по рубашке на груди.
