Энн Харрел - Огонь Менестреля
Сейчас она опять не знала, что делать. Всю дорогу, пока они летели в Нью-Йорк, она снова и снова возвращалась к мысли, а не рассказать ли тете Вилли о камне — вдруг та что-нибудь посоветует ей. Но она устояла. Говорят, что из-за Менестреля гибли люди. И если она расскажет о нем тетке, то не подвергнет ли опасности и ее?
Значит, и мне угрожает опасность?
Несмотря на то, что Вильгельмина впервые была в Америке, путешествие, похоже, не производило на нее никакого впечатления, и, пока они ехали до Манхэттена, она ни разу не поинтересовалась окрестностями. Джулиана не стала докучать ей пояснениями. Ее тетка только переспросила бы: «Центр Мировой Торговли? О-о!»
Вильгельмина, откинувшись на драном сиденье, задумчиво насупилась.
— Как ты думаешь, этот твой репортер вернулся в Вашингтон?
— Не знаю. Может, и вернулся. Он, наверное, теперь примется за мою мать.
— От нее он ничего не добьется, — уверенно заявила Вильгельмина.
— Наверное, вы правы. По крайней мере мне никогда не удавалось вытянуть из нее хоть что-нибудь.
— Ладно, думаю, нам нужно будет просто выяснить, где он находится и что делает. Джулиана, этим займешься ты, а я повидаюсь с Катариной.
— Я? Тетя Вилли! Мэтью Старку не понравится, если я буду крутиться вокруг него.
— Ну и что?
— А то, что я не стану за ним бегать. Не собираюсь вилять перед ним хвостом, как собачонка!
— «Бегать»! Ах, какие мы гордые! Что-то я не совсем поняла насчет собаки с хвостом.
— Это неважно. Просто мне кажется, что нам лучше действовать вместе.
— Да? А что мы знаем такого, что обязательно должны действовать вместе?
— Вы с мамой знаете, кто такой Хендрик де Гир. Вы могли бы рассказать мне.
Тетя Вилли пренебрежительно фыркнула.
— И что это нам даст? Разве мы узнаем, где он сейчас? Нет, не узнаем. Разве догадаемся, что нужно было этому сенатору Райдеру? Нет, не догадаемся. Разве мы выясним, была ли гибель Рахель и смерть Джоханнеса Божьей волей? Нет, не выясним. Разве…
— Ладно, тетя Вилли. Я вас поняла. Но все равно считаю, что мама должна рассказать мне о том, что произошло в Амстердаме.
— Я тоже так думаю, но при чем тут я? Я не могу заставить ее.
— Тетя Вилли…
— Ты уверена, что этот водитель знает, как водят автомобиль? Ненавижу машины. Мне не хотелось бы, проделав такой путь, закончить свою жизнь на нью-йоркском хайвэйе.
Джулиана вздохнула и сделала еще одну попытку:
— Тетя Вилли…
— Но если это все же случится, — не сдавалась старуха, — просто кремируйте меня. Не надо тратиться на то, чтобы перевозить тело в Нидерланды.
— Вы невозможная женщина.
— Да, знаю. Но я всегда говорю то, что думаю.
— К сожалению, — сказала Джулиана.
От усталости и невезения у Мэтью Старка раскалывалась голова. Он в сотый раз упрекал себя, что проболтался Джулиане о своей поездке в Антверпен. Дразнить ее такими заявлениями — это все равно что собственноручно вручить ей билет и отвезти в аэропорт. Как же он не сообразил, что она запросто может рвануть за ним?
Но ему пришлось признаться себе, что, столкнувшись с нею у дома ее дяди, он испытал некоторое удовлетворение. Значит, она не такая уж самовлюбленная фифа, и ей вовсе не плевать на старика-огранщика, который случайно оказался ее родственником. Значит, она достаточно сильная и упрямая, раз готова рискнуть и постараться выяснить, что происходит.
Значит, перспектива столкнуться с ним в Антверпене ничуть не испугала ее.
Однако сейчас все это перестало походить на забавное приключение. Ее дяди нет в живых. Уже две смерти. Многовато, чтобы считать все простым совпадением, подумал Старк. И Рахель Штайн, и Джоханнес Пеперкэмп как-то связаны с Отисом Рэймондом и его проблемами. А еще — с Сэмом Райдером и Филиппом Блохом. Но как бы то ни было, Мэтью не может втягивать в это Джулиану Фолл и ее толстую, чудаковатую пожилую тетку. Хватит заводить ее своими расспросами.
Делайте все, что вам заблагорассудится, леди, но оставьте меня в покое и не лезьте в это дело.
Но Джулиане известно что-то о Камне Менестреля, подумал он. Ты уверен, что известно. Возможно, и ее тетка кое-что знает. К черту эмоции, тебе нужны только факты.
Мэтью упрямо мотнул головой. Он видел перед собой темные, прекрасные глаза Джулианы Фолл, которые расширились и налились слезами, когда он сказал о смерти ее дяди. Господи помилуй, она же пианистка. Пусть тешит себя своей Д. Д. Пеппер. Возможно, ему и не удастся уследить за всем, что она предпримет, но собой-то он может управлять.
И первое, что он сделает, это оставит ее в покое.
На стол Мэтью спланировал клочок бумаги.
— Я нашел некролог Пеперкэмпа, — с гордостью объявил Аарон Зиглер. — Там было всего несколько строк, в основном повторение информации из его досье, все это я уже показывал вам. Он умер от инфаркта в Амстердаме. Происходил из вымирающего рода высококвалифицированных резчиков алмазов, которые в своей работе не использовали лазеры и компьютеры. Был женат на Анне Виссер. Ее отец до войны работал в Амстердаме в Доме Ашера и был убит нацистами в Аушвице. Сама она умерла десять лет тому назад.
— Спасибо, — сказал Старк. — Огромное спасибо.
— Не за что.
— Ты не окажешь мне еще одну любезность?
Аарон в своих кожаных туфлях потоптался на месте.
— Ладно.
— Попробуй разузнать об отставном сержанте Филиппе Блохе. — Он протянул Зиглеру листок из записной книжки, на котором он, пока летел из Бельгии, черкнул несколько имен. — Можешь порасспросить парней, перечисленных здесь. Может быть, у них будет какая-нибудь информация.
— Вы хотите узнать о нем что-то определенное?
— Да. Я хочу знать, где он.
Дом, в котором жила Джулиана, оказался просто вызывающим, но Вильгельмина удержалась от комментариев, молча следуя за племянницей мимо швейцара в униформе через мраморный холл к сверкающему лифту, рядом с которым, приветливо улыбаясь, стоял лифтер. Джулиана объяснила, что Централ-Парк-Вест всегда был районом, где селились артисты, и она чувствует себя здесь уютно. Тут она может быть самой собой. Вильгельмина недоумевала — а кем еще можно быть? По ее мнению, дом походил скорее на музей или на королевский дворец.
А квартира! Столько замков, столько комнат! Джулиана сказала тетке, что та может выбрать себе любую спальню, какая ей понравится, кроме «голубой» и «розовой».
— В голубой сплю я, — сказала Джулиана.
— А в розовой?
— Это спальня моей подруги Д. Д., она, когда приезжает в Нью-Йорк, останавливается у меня. Она оставила в шкафу кучу своего барахла.
