Анна Дэвис - Званый ужин
Проходя по комнатам нижнего этажа, оба постоянно выкрикивали названное имя — «мистер Стоун» и даже «Моррис». Никто не отзывался. Комнаты были практически пусты, мебели почти никакой. Не слишком уютно. В доме холодно и тихо.
Офицеры поднялись на второй этаж, мельком отметив большое количество картин на стенах. Впрочем, картинами это назвать трудно — красные пятна и мазки. Современное искусство. Зато его было так много, что стен не видно.
— Ну и место — мороз по коже, — сказал один из полицейских и содрогнулся, войдя вслед за напарником в полностью фиолетовую комнату — полностью, разумеется, за исключением красных картин. Его внимание привлек снимок в рамке: худой лысый человек в смокинге, с широкой улыбкой на лице и бокалом шампанского в правой руке, обнимает за плечи миниатюрную девушку с круглыми от удивления глазами и гривой рыжих волос.
— Боже… — донесся до него голос напарника.
Сдавленный звук.
— Вызывай шефа… Он в ванне и так себе.
Разумеется, всего этого Дарнли не рассказала. Как умолчала и о крови — а крови там наверняка хватало. Не поделилась она и сомнениями полиции Ньюкасла насчет истинной причины смерти: кое-кто высказал предположение, что мужчину убили. Всем этим пусть занимается детектив-констебль Джонсон, когда приедет брат погибшего. В конце концов, решила Дарнли, в обязанности детектива-инспектора входит лишь должным образом сообщить семье. Через минуту-другую вполне можно будет оставить этих людей, а на обратном пути в участок, если повезет, успеют заскочить с Марчем к ней домой, трахнуться по-быстрому.
— Если я верно поняла, тело мистера Стоуна обнаружила его жена? — спросила Дарнли.
— Да, — ответила Тильда. — Клэрри.
Дарнли кивнула.
— И сейчас она у вас?
— Да. Где-то здесь…
— В саду, — уточнил Брайан Тэкстон. — Девочка в шоке. От нее мало толку.
— Понятно.
Дарнли и Марч обменялись многозначительными взглядами.
— Завтра ее тоже ждут в Ньюкасле. Формальность, но без нее никак, — объяснила Дарнли. — Заявление должна сделать жена. Ну а сейчас, думаю, она нам не нужна.
Детектив Дарнли поднялась.
— Нам пора. Вам лучше отдохнуть, — посоветовала она безучастному Алексу. — Ложитесь в постель.
Алекс угрюмо фыркнул и не произнес ни слова.
— Простите, инспектор Дарнли, — вдруг сказала Джуди. — Можно вопрос? Они не нашли записки?
— Нашли.
Дарнли кивнула Марчу, тот достал из внутреннего кармана блокнот и прочитал без намека на эмоции: «К. я люблю тебя в красном. М.»
Тильда не может избавиться от кровавого наваждения в мозгу. Кровь везде, брызги крови, лужи и пруды. Со шваброй и ведром в руках, Тильда бредет по пояс в крови. А где-то там, посреди моря крови, мертвой рыбиной покачивается на поверхности тело Морриса.
Она на ощупь находит и сжимает ладонь Джуди — холодную, но спокойную и надежную.
— Вернись, — всхлипывает Алекс, раскачиваясь все сильнее.
Тильда рвется к нему, но рука Джуди удерживает ее.
Взметнув волосы и шлейф парфюма, Хайди пересекает комнату, пристраивается на подлокотнике кресла Алекса. Миг — и голова Алекса прижата к ней, и его руки сошлись на ее талии, и он заливает слезами ее грудь. Хайди наклоняет голову; ее волосы скрывают от зрителей лицо Алекса и ее собственное.
— Я люблю тебя! — с рыданием рвется из него.
Тильда дергается, будто ужаленная осой. Желудок обжигает болью, а мозг — жгучим смятением. «Я люблю тебя», — вновь обрушивается на Тильду… и она понимает, что Алекс обращается к брату. Конечно, к брату, к кому еще?.. И все же — рыдать он должен у нее на груди! Тильда возмущенно смотрит на Джуди, но та почему-то прячет глаза.
— Сто тысяч фунтов — это все, что мне нужно.
И это должно было закрыть тему, но не закрыло. Когда Алекс отхохотался над наглостью и, по правде говоря, откровенной глупостью Морриса — когда Моррис, пристыженный, покинул кабинет со словами «Забудем эти переговоры. Я ошибся. Извини» — когда Алекс остался наедине со своими мыслями, его ухмылка погасла, он достал из ящика стола лист бумаги, ручку и калькулятор.
— Моррис, есть минутка? — Алекс застал брата на кухне за чисткой картофеля для воскресного жаркого.
— Полагаю, ты в курсе, что в моем распоряжении чертова куча минуток. — Моррис не оторвался от своего занятия. — Если б я мог обжарить эти минутки в масле до золотистой корочки, как картошку, и подать на ужин — вот тогда, пожалуй, я был бы самым счастливым человеком на свете.
— Не возражаешь, если я присяду? Надо поговорить.
Моррис пожал плечами:
— Ты у себя дома, можешь сидеть где хочется, говорить когда хочется… Впрочем, если подумать, ты дома у Тильды. У нее и спрашивай разрешения.
Алекс выдвинул стул.
— Я много думал.
— Иногда полезно.
— Обдумывал наши… переговоры тем вечером.
— Какие переговоры? Я с тобой ни о чем не договаривался.
Алекс вздохнул:
— Моррис, ты меня ошарашил. Деньги немаленькие. Чего ты ожидал?
— Ничего. Повторяю — не было никаких переговоров. — Моррис отложил картофелечистку и прижал к губам порезанный палец.
Вторая попытка:
— Видишь ли, в чем дело, Моррис… Меня не вполне устроило твое объяснение краха галереи. Тебе стало скучно, ты утратил интерес — допустим. Но основная причина не в этом.
— Ты только глянь. — Моррис продемонстрировал порез. — Пораниться картофелечисткой — это надо исхитриться.
Алекс и бровью не повел.
— Лично я считаю, что галерея с самого начала была обречена на провал.
Моррис взял очередную картофелину. Нахмурился.
— То есть? Галерея работала много лет — и успешно работала.
— Успех — понятие относительное. Разумеется, галерея работала успешно, если считать успехом не слишком крупные потери. А как насчет доходов? Когда-нибудь она приносила доход? Вряд ли твою галерею можно было назвать коммерческим предприятием.
— В таком ракурсе, пожалуй.
— Ты так вел бизнес, что галерея и не могла стать коммерческим предприятием. — Алекс знал, что добился внимания Морриса.
— А как бы ты развернул галерейный бизнес, Алекс? Что бы ты сделал иначе? — Презрение в голосе Морриса перекликалось с искренним интересом.
— Дай подумать. — Алекс изобразил работу мысли. — Начать с того, что я отказался бы от благотворительности и не выставлял бы ничьи работы даром, не делая исключения ни для друзей, ни для жены.
— Не так уж я много и…
— Далее. Я не выставлял бы работы начинающих авторов. Иными словами, никаких «первых выставок».
