Ольга Егорова - Магический код
Только нашелся в классе один мальчишка, который с самого детства был влюблен в науку географию. И он сказал при всем классе, что Средиземное море — оно ни в каких не в Соединенных Штатах Америки, а в Европе. И еще сказал, что Верка про своего отца все наврала, потому что президент Соединенных Штатов Америки — это Рональд Рейган. И спросил с насмешкой: «Твоего отца, Кожевникова, зовут Рональд Рейган? А почему же тогда у тебя фамилия просто Кожевникова?»
И все стали над Верой смеяться. А Вера расплакалась и убежала из класса.
Иван выбежал следом за ней. В этот момент уже прозвучал звонок на урок, но Ивану было все равно, потому что найти Веру и успокоить казалось гораздо важнее. И он нашел ее в школьной раздевалке — она сидела, забившись в угол, прямо на полу и плакала. Он подбежал к Вере и сказал, чтобы она не плакала. И стал гладить ее по голове. А она подняла мокрые глаза и спросила: «Ламихов, а ты мне веришь? Веришь в то, что мой папа работает в Соединенных Штатах Америки президентом? И что я была у него и купалась в Средиземном море, веришь?» — «Верю, — горячо зашептал Иван, продолжая гладить ее по голове. — Конечно, конечно, я тебе верю». А она вдруг отстранилась, долго-долго на него смотрела молча, а потом сказала: «Ну и дурак. Дурак ты, Ламихов. Президента Соединенных Штатов Америки на самом деле зовут Рональд Рейган. Я сама слышала по телевизору. И никакого Средиземного моря там наверняка тоже нету. — Она усмехнулась сквозь слезы и убрала его руку со своей головы. И снова повторила: — Дурак ты, Ламихов. И знаешь что? Не хочу я больше с тобой дружить. Потому что ты дурак настоящий».
Потом она встала, вытерла слезы кулачком и из раздевалки убежала. И Иван сел на ее место в угол и сидел там до тех пор, пока школьный сторож, дядя Степан, его оттуда не выгнал.
Верка свое слово сдержала — и правда перестала дружить с Иваном. Но и ни с кем из других мальчишек тоже не стала дружить. Да и с девчонками она тоже не больно ладила, поэтому с тех пор стала в классе одиночкой.
Лето Иван по-прежнему проводил на даче, и иногда к нему туда приезжал Юрка Трепаков. У Юркиных родителей была машина, и они по просьбе сына иногда привозили его к Ивану на дачу и оставляли там на выходные, а то и на целую неделю. Иван с Юркой тогда сдружился и однажды, когда они поздно вечером в комнате делали вид перед мамой, что спят, а на самом деле шептались, признался Юрка, что любит Веру. Л Юрка тогда Ивану сказал: «Ты лучше ее разлюби поскорее. Верка — она нехорошая».
Что означали эти слова, Иван тогда не понял. Да и Юрка наверняка не понимал тоже, просто так сказал, чтобы утешить Ивана. Но Иван все равно на Юрку немножко обиделся и больше с ним уже не хотел про Веру разговаривать.
Он все надеялся, что пройдет время, и Вера снова захочет с ним дружить. Ведь уже не один раз такое случалось — значит, должно случиться снова. Нужно было просто набраться терпения и ждать. И он ждал — год, второй, третий. И изо всех сил старался не обращать внимания на то, что видел иногда Веру в компании разных мальчишек. Только теперь это были не одноклассники, а ребята постарше — из восьмых и даже девятых классов. Вере было тринадцать, а мальчишкам, с которыми ее иногда видели, — пятнадцать, а то и все шестнадцать. В классе про Веру ходили разные нехорошие слухи. Говорили, что она курит, а с мальчишками этими встречается не просто так, а чтобы спать с ними.
Но Иван не верил. И все продолжал ждать, что рано или поздно Вера бросит всех своих старшеклассников и к нему вернется.
И она вернулась к нему на самом деле. Через три года после того случая в раздевалке, когда сказала, что Иван настоящий дурак.
Только получилось все совсем не так, как Иван себе это представлял. А того, что случится, конечно же представить себе просто не мог.
Как-то Вера ему позвонила. Тогда уже у Ивана дома был телефон, а у Веры не было, поэтому она звонила из автомата. Он сразу узнал ее голос и понял, что Вера плачет. «Ламихов, приходи ко мне срочно, — сказала Вера. — Ты мне ужасно нужен сейчас. Срочно приходи, я тебя очень прошу, пожалуйста, приходи».
Иван сорвался с места и помчался к Вере. Он знал, где Вера живет, но в гостях у Веры ни разу не был. Быстро взлетел по ступенькам на третий этаж и застучал в дверь. Вера открыла, вся в слезах. И сказала: «У меня умирает Собака». Иван знал, что у Веры есть собака, которую так и зовут — Собака, но никогда этой собаки не видел.
Иван прошел в маленькую тесную комнатушку, где за ширмой, отделяющей Верину часть комнаты от бабкиной части комнаты, на круглом коврике, сплетенном из обрезков ткани, лежала умирающая Собака. Собака была некрупной, серой масти — обыкновенная дворняга. Живот у Собаки казался огромным — он раздулся, и Иван в первую секунду, увидев этот раздувшийся живот, испугался даже, что он сейчас лопнет и все Собакины внутренности вылетят наружу.
Вера опустилась на колени и стала гладить Собаку. Глаза у Собаки были открыты, и из глаз текли слезы. Иван опустился на колени рядом с Верой и тоже стал гладить Собаку. Они не сказали друг другу ни слова. Через двадцать минут Собака умерла.
Вера поднялась и вышла из комнаты. Вскоре вернулась — в руках у нее была большая лопата и картонная коробка. Она сказала: «Мы должны Собаку похоронить». Вера застелила дно коробки вязаной кофтой розового цвета. Иван поднял мертвую Собаку и аккуратно положил ее в коробку на кофту, все еще опасаясь, что живот у Собаки в любой момент может лопнуть. Вера не плакала — глаза у нее были совсем сухими, а лицо почти негрустное, просто очень серьезное. Сверху Вера накрыла Собаку еще одной своей кофтой — той самой, которую часто носила в школу, — оставив неукрытой только собачью голову. Теперь казалось, что собака просто спит на боку в коробке, а Вера укрыла ее для того, чтобы она не замерзла.
Потом Иван поднял коробку и пошел вслед за Верой. Они вышли из дома, обошли много старых построек и стали подниматься в гору — туда, где никаких построек не было, а была только большая, выжженная солнцем поляна, а за ней — железнодорожные пути. Вера выбрала место и сказала Ивану, чтобы он копал. Земля была твердой, Иван почти сразу набил на руках кровавые мозоли, но яму для Собаки все-таки выкопал. Яма даже получилась глубокой — потом они вдвоем опустили туда коробку и накидали сверху земли.
И тогда Иван, сам не зная, как это у него вышло, спросил у Веры: «Вер, а почему ты именно мне позвонила? Мы ведь с тобой давно уже…» Она взметнула на него глаза, которые в тринадцать лет уже успели у нее стать ужасно красивыми, и сказала просто: «Ты ведь мне самый близкий. Почти что родной. Поэтому тебе и позвонила».
Иван, услышав такое, едва не закричал от радости. Но кричать от радости на могиле Собаки было нельзя — он быстро понял это и крик свой сдержал. А Вера сказала: «Пойдем теперь ко мне».
Он шел следом за ней вниз по пригорку, выжженному солнцем, и чувствовал себя ужасно счастливым, несмотря на то что у Веры умерла собака.
Когда они пришли домой, сперва вымыли руки. А потом Вера села на свой маленький диван и заплакала. Иван не знал, что сказать, как ее утешить, поэтому снова, как когда-то давно, еще в третьем классе, стал гладить Веру но голове. Потом придвинулся и стал гладить Веру по вздрагивающим плечам и даже притянул ее к себе и прошептал: «Успокойся». Вера подняла мокрое от слез лицо, и тогда Иван поцеловал ее в щеку. И Вера вдруг тоже поцеловала его в щеку, а потом вдруг прижалась к его губам своими губами, раскрыла их, и получилось так, что Иван стал целовать Веру в губы. У Ивана кружилась голова, он даже не понимал, от чего она кружится больше — от счастья или от страха. Они очень долго целовались, а потом Вера вдруг отстранилась и стала расстегивать пуговицы на кофточке. И сказала Ивану: «Ну что же ты? Раздевайся!» Иван тупо спросил: «Зачем?» Хотя прекрасно знал, для чего нужно раздеваться, просто не мог в это поверить.
Когда Вера разделась и Иван разделся тоже и лег на диван рядом с Верой, она сказала ему: «Расслабься и ничего не бойся. Просто целуй меня и гладь руками. Везде». Иван послушно стал целовать ее — только в губы, потому что «везде» было целовать ее страшно. Но руками все-таки гладил, везде, как и велела ему Вера, в основном гладил только ее плечи и гладкий живот, а груди только один раз коснулся и чуть не потерял от этого сознание.
«А теперь, — прошептала Вера, — ложись на меня сверху. Ты должен вставить свою штучку в меня. Знаешь, как это бывает?» — «Знаю», — глухо ответил Иван. Он на самом деле уже читал о том, как «это» бывает, в учебнике по анатомии, а еще много раз слышал во дворе от приятелей. Он лег сверху на Веру, но дальше этого дело не пошло. Вставить «штучку» оказалось не так-то просто, Иван весь дрожал — от стыда, от страха, от счастья и еще бог знает от чего, и поэтому у него так ничего и не получилось. Вера наконец не выдержала, стряхнула его с себя и как-то зло сказала: «Ты ребенок еще совсем. Знаешь что? Надевай-ка свои штаны и дуй к мамочке. Пусть она тебе сопли-слюни вытирает. Тебе еще подрасти нужно. Вот подрастешь — потом и приходи».
