Уитни Гаскелл - Настоящая любовь и прочее вранье
Одно из самых неприятных детских воспоминаний относится к тому времени, когда мне было тринадцать лет. Родители устроили званый ужин, и к тому времени, когда посуда была убрана со стола, начался разгул. Из столовой доносились громкие голоса и гогот. Не желая быть замеченной полупьяными взрослыми, я пробралась на кухню в поисках мороженого и наткнулась на отца и миссис Куин, жившую через три дома от нашего. Они обнимались. Сначала это не показалось мне странным – родители всегда приветствовали друзей объятиями и поцелуями. Но потом я заметила, что его рука скрылась под ее юбкой, поднимая ткань и обнажая левое бедро, и до меня внезапно дошло, что они целуются, приоткрыв губы и закрыв глаза, а миссис Куин издает странные хриплые горловые звуки. Я судорожно сглотнула, чувствуя, что вся чешусь, попятилась, вернулась в спальню и принялась скрести кожу, пока не расцарапала себя до крови.
– Что это ты ешь? Разве не знаешь, что ветчина с картофелем запекается в сметане с сыром? А в сладком картофеле полно сахара, да и сливочное масло наверняка положили. – Оливия, редактор отдела кулинарии, прервала не слишком приятное путешествие по памяти. Я подняла на нее глаза. Она села рядом и протянула мне коробку, обернутую глянцевой бумагой в красную и зеленую полоску.
– Вот тебе подарок от Санты. Интересно, что внутри.
Я взяла коробку, поднесла к уху и, встряхнув, услышала шелест ткани.
– Может, сексуальная ночная рубашка? В этом году, когда проводился жребий, кому что дарить, я вытащила имя Пегги и почти поддалась соблазну купить ей красную кружевную рубашку-стрейч с опушкой из искусственного меха, которые продают в «Фридерикс оф Голливуд».
Оливия, которая тоже не выносила Пегги, восторженно взвизгнула:
– Девочка, да эта мегера даже не поймет, что с ней делать! Возможно, посчитает ее чем-то вроде рождественского украшения и повесит на дверь. А что ты ей подарила?
Я загадочно улыбнулась:
– Очень милую вещицу, надеюсь, ей понравится. Честно говоря, я передарила тот же самый чайный набор на одну персону, который получила в прошлом году, подозревая, что именно его и подарила мне Пегги: та постоянно намекала, что теперь, когда у меня появилась своя чашка, я перестану пользоваться офисными. Назло ей я стала брать новую чистую кружку каждый раз, когда хотела выпить кофе.
– Бьюсь об заклад, я получу очередной фруктовый торт, – фыркнула Оливия. – Каждый год одна и та же чертова шутка! Я вообще не ем тортов, а уж фруктовых – тем паче. Это не еда, а издевательство!
Я сокрушенно покачала головой:
– Почему мы проделываем это год за годом? Все вечно недовольны, потому что получают всякое барахло, так к чему трудиться?
Дерьмо вроде того, что раздается под видом анонимного обмена с девизом «Секрет от Санта-Клауса», подпадает под категорию подарков с тайным пожеланием провалиться или пропасть пропадом. Это подарки, которые вы обычно обязаны дарить: сотрудникам, так называемым друзьям, и тому подобным неприятным типам. При этом, естественно, очень хочется показать, что: а) вы терпеть не можете эту особу, б) вложили как можно меньше денег, мыслей и усилий в выбор предмета, но в то же время с) оградили себя от всякой критики со стороны окружающих и получателя, которого, даже если и осмелится жаловаться, посчитают неблагодарным. Этакая пассивная агрессия.
– Открой подарок, – теребила меня Оливия.
Я разорвала обертку, сунула руку в коробку и вытащила самую уродливую спортивную фуфайку из всех, что мне приходилось видеть. Такая и в жутком сне не приснится: стопроцентный ярко-красный полиэстер с изображением головы ухмыляющегося оленя из чего-то вроде вспененного пластика. Нет, мне не просто желали пропасть пропадом. Это было объявление войны, признание в ненависти и надежда на то, что я сдохну в самом скором времени! Оливия брезгливо сморщила нос:
– Что ж, хоть не фруктовый торт, и на том спасибо!
– Похоже, тебе нравится? – мрачно буркнула я. – Во фруктовом торте хотя бы ром имеется.
– О, ты развернула мой подарок! – обрадовалась Элен, подбегая к столику, где сидели мы. Только сейчас я обратила внимание, что на ней почти такая же фуфайка, правда, зеленая и с Санта-Клаусом.
– Конечно, нам нельзя говорить, от кого подарок, но я знала, что тебе понравится. Подумала, что ты должна взять ее с собой в Лондон. Ты только посмотри, какой тут секрет!
Она выхватила у меня фуфайку, пошарила внутри, и рога оленя вдруг замигали белым светом, а нос – красным. Горделиво улыбаясь, дарительница подняла фуфайку. Я тупо уставилась на аляповатую дешевку, завороженная огоньками, отражавшимися от блестящего полиэстера. Впервые я, всю жизнь считавшаяся языкатой стервой, не нашлась, что сказать.
– Очень… веселенькая вещица, – выдавила я, наконец. Что ж, по крайней мере я хотя бы узнала, что этот дар – не от данайцев и не означал объявления войны: Элен слишком славная для таких игр с подарками. Но это оказалось слабым утешением, учитывая то, что последовало дальше.
– Примерь, – потребовала Элен.
– О нет, она не сочетается с тем, что на мне надето, – слабо отбивалась я. Но Элен, очевидно, твердо решила настоять на своем: она приставала, требовала, умоляла до тех пор, пока я, наконец, не сдалась и не натянула кошмарное уродство. И немедленно вспотела в синтетике, не пропускавшей воздуха. Ощущение было такое, будто на мне один из спортивных костюмов «Майлер», продававшихся в семидесятых. Считалось, что они заменяют сауну и могут одним махом сделать тебя легче на десять фунтов.
– Ну вот, настоящий рождественский вид, – просияла Элен. Оливия кашлянула и поспешно прикрыла рот рукой, стараясь не слишком громко смеяться надо мной.
На этот раз я тихо порадовалась, что тружусь в захолустном журнальчике, потому что если бы работала в дорогом издании, мое самолюбие вряд ли смирилось бы с таким унижением. Если бы типы из «Ритрит» увидели меня сейчас, их бы уж точно передернуло при мысли о том, что вообще подумывали взять столь жалкую неудачницу в свое царство стиля и моды.
– Так как насчет твоей поездки в Лондон? – спросила Оливия, возможно, для того, чтобы отвлечь меня от страданий.
– Вылетаю сегодня и проведу там праздники, – коротко ответила я, не желая вдаваться в подробности и делиться сомнениями.
– Думаю, тут определенно замешан мужчина, – пропела Элен, подмигивая Оливии. – У Клер точно есть поклонник, насчет которого она еще ничего не решила определенно, поэтому и держит его в секрете.
– Ничего подобного, – солгала я.
Я действительно не желала излагать этим двоим подробности отношений с Джеком. Хотя и Элен, и Оливия женщины милые, но обе неисправимые сплетницы, и даже то немногое, что я могла бы рассказать о своем романе, немедленно стало бы достоянием всей редакции. Кроме того, постыдный треугольник с Джеком и Мадди – вовсе не та тема, на которую стоило говорить с кем бы то ни было. Меня немедленно осудят и подвергнут всеобщему осмеянию, а мне и Макса хватает.
