Не трогай меня - Ника Литвинова
— Да-да, мам, всё хорошо у нас… — говорю я в трубку, попутно пытаясь разглядеть, чем там занята дочь. Ника, в любимом розовом платье с единорогами, периодически приседает, встаёт на цыпочки, и что-то старательно выводит на боку маминого мотоцикла.
— Мой мозг не сразу обрабатывает происходящее. Я всё ещё поддакиваю родителям, когда замечаю в маленькой ручке что-то подозрительно знакомое. Что-то из косметички Яны… Мам, пап, извините, я перезвоню! — выпаливаю я и бросаюсь на улицу.
— Ника, солнышко, ты что делаешь?
Дочка оборачивается, и её глазищи сияют гордостью. На личике ни тени сомнения в своих художественных талантах.
— Я разукрасила мамину лошадку! — радостно объявляет она, показывая на свой шедевр.
— Лаком для ногтей? — ужасаюсь я, видя розовые, фиолетовые и золотые узоры на боку байка.
Ника радостно прыгает:
— Да! Я нарисовала бабочек и цветочки!
— Нам жопа! — вырывается у меня, когда я вижу замысловатые розовые, красные и серебристые узоры на чёрном лакированном боку байка.
— Жопа? — переспрашивает Ника с искренним детским любопытством, хлопая длинными ресничками.
— Нет, доченька, я говорю: — Опа-опа, как классно! — выкручиваюсь я, лихорадочно соображая, как замести следы преступления до приезда Яны.
На подъездной дорожке слышится шелест шин. Чёрт! Яна сегодня пораньше! В панике хватаю плед с шезлонга и пытаюсь набросить его на мотоцикл, но не успеваю — машина уже паркуется рядом с гаражом.
— Мааааам, смотри, опа-опа, как красиво! — восторженно кричит Ника, подбегая к выходящей из машины маме.
Яна, в строгом деловом костюме, замирает с папкой документов в руках. Её взгляд перемещается с меня на байк, потом на сияющую Нику.
— Макс? — в её голосе слышится вопросительная нотка.
— Я всё объясню! — начинаю, но Яна уже подходит к байку.
— Ника, солнышко, ты решила сделать мамин байк эксклюзивным? — спрашивает подозрительно спокойно она, приседая перед дочкой.
— Эк-скрю-зивным? — старательно повторяет Ника.
— Особенным, единственным в своём роде, — поясняет Яна, поправляя дочкины хвостики.
Я ожидал бури. Яна обожает свой мотоцикл, холит его как любимое дитя. Но она лишь устало вздыхает:
— В следующий раз, солнышко, давай сначала спросишь разрешения, хорошо? Пойдем в дом, ужин приготовим, у папы здесь еще уборка предстоит, — взглядом указывает мне на игрушки, раскиданные по всему двору.
Что-то не так. Обычно она бы уже читала мне лекцию о воспитании и необходимости объяснять ребенку границы дозволенного. А сейчас — ничего. За ужином Янка почти не разговаривает. Крутит и крутит спагетти на вилке, взгляд отсутствующий. Даже не притрагивается к своему любимому соусу. Ника щебечет про свой художественный подвиг, я пытаюсь поддерживать беседу, но Янка будто не здесь.
— Ян, ты в порядке?
— А? Да-да, все нормально… — она дергает плечом.
— Мам, а можно я папину машину тоже разрисую? Глазки и реснички! И корону на капоте, как у принцессы!
Я чуть не давлюсь едой.
— Ника, милая, машины не любят макияж, — пытаюсь отшутиться.
— Почему? Наша Жадина Говядина красит глазки каждое утро! И машинка тоже девочка, ей будет приятно.
— Кто? — не понимаю о ком речь.
— Которая главная в саду, — уверенно отвечает Ника.
— Жанна Геннадьевна, так зовут твою воспитательницу, — поясняю дочери, но чуть сдерживаюсь от смеха.
Ника хихикает и делает вид, что она все правильно произнесла. Вторая воспитательница — Елена Валерьевна, но у Ники она — Вареньевна. Так и живем!
— Машинка у папы мальчик, — не вслушиваясь особо в диалог отвечает Яна, глядя куда-то в пространство.
— А откуда ты знаешь? Ты ей под юбку заглядывала? — серьезно интересуется Ника.
Я едва не проливаю сок от неожиданности. Яна даже не реагирует на такой вопрос от дочери. Что же случилось?
— По номерам видно, — находчиво выкручиваюсь я, — Там специальные мальчиковые цифры.
— Ой, а у маминой лошадки тоже мальчиковые цифры?
— Нет, у неё девчачьи, поэтому ты правильно нарисовала ей цветочки, — подыгрывает Яна и впервые за вечер улыбается.
После ужина они с Никой устраиваются на диване смотреть мультики. Наша малышка забирается маме на колени, и они вместе подпевают песенкам из "Холодного сердца". Яна заплетает Нике косички, но видно, что мыслями она где-то далеко.
— Мам, а давай поиграем в драконов и принцесс!
Ника наряжает себя в корону, маме вручает игрушечный меч.
— Мам, ты не так держишь меч! Ты должна им грозно махать!
— Да-да, конечно, — рассеянно отвечает Яна, продолжая смотреть в одну точку и не вдаваясь в правила игры.
— Все, принцессы, пора спать, — объявляю, глядя на часы.
— Папа, но мы же ещё не победили всех драконов!
— Драконы тоже ложатся спать. Даже самые страшные!
Ника пытается еще продолжить игру, но я отправляю ее умываться.
Пока Ника чистит зубы, я пытаюсь поговорить с Яной.
— Что случилось? Ты какая-то не такая сегодня.
— Всё нормально, — она слабо улыбается, — Просто задумалась…
— Папа-а-а! Я всё! — раздается звонкий голос из ванной.
— Иду, принцесса!
Укладывание — мой любимый ритуал. Ника забирается под одеяло, прижимает к себе потрёпанного зайца.
— Расскажи сказку! Про принцессу и дракона!
— А хочешь новую сказку? Про маленькую волшебницу, которая умела рисовать мечты?
— А она красивая?
— Самая красивая. У неё ямочки на щечках, как у тебя, и такие же озорные глаза…
— Как у тебя, папа?
— Точно как у меня, — улыбаюсь я, глядя в своё маленькое отражение.
Ника засыпает на середине истории. Я осторожно целую её в лоб, поправляю одеяло. В свете ночника особенно заметно наше сходство — те же черты лица, тот же вздёрнутый носик, даже родинка на щеке точно такая же. Сердце переполняется нежностью — она моя маленькая копия, мой домашний ураган, моё самое большое счастье.
Возвращаюсь в спальню — Янка уже в постели, сидит, обхватив колени. На прикроватной тумбочке — недопитый чай.
Ложусь рядом, притягиваю её к себе. Она податливо опускается мне на грудь, но всё ещё какая-то отстранённая, не здесь.
— Ты из-за байка так расстроилась? Я уже позвонил ребятам, все отмоют.
— Нет, байк это всего лишь железо…
— Тогда какая планета у тебя сегодня в ретрограде? — шучу я, зарываясь носом в её волосы. Пахнет летом — её любимый шампунь с ванилью.
Янка улыбается, но как-то рассеянно. Её пальцы находят татуировку под моим сердцем — два василька, переплетённые стеблями. Один для неё, один для нашей Ники. Две самые важные женщины в моей жизни: чернилами под кожей, любовью — в сердце.
— У твоего мастера всё ещё плотная запись? — спрашивает она, обводя контуры цветов.
— Думаешь о татуировке? — приподнимаю бровь, — Ты же говорила, что не хочешь
