Люби меня навсегда - Саша Шу
А Давид тем времени уже опустился передо мной на колени на винтажный иранский ковёр, и сражается с моим замком на штанишках, который заело и решительно не хочет расстёгиваться. Мои пальцы зарываются в его густые кудри на голове, и вдруг проваливаются в пустоту: видимо, мой принц тщательно маскирует уже начавшую проявляться лысину, укрывая бледную полянку черепа ещё пока обильными локонами по бокам. Моя рука непроизвольно отдёргивается, словно наткнулась в темноте на крысу или змею, и мой страстный любовник, видимо, почувствовав, что я раскрыла один из его маленьких секретиков, резво поднимается на ноги, и шепчет мне в ухо:
– Сегодня ночью, белла. Я к тебе приду, – и, не дождавшись моего согласия, скрывается за дверью.
Итак, что я имею: просто потрясающий вид из окна на Тоскану, которую я обожаю, и в которой всегда мечтала очутиться. Более престарелого, чем мне казалось раньше, любовника, вдобавок ещё и с мамой. Но всё равно очень красивого, элегантного и утончённого. Старинный, наполненный призраками и легендами, итальянский дом. Но, скорее всего, кишащий молью и древесными жучками. Одна ужасная болезнь, от которой мне предстоит или излечиться, или умереть: третьего не дано. И один дешёвый жиголо, которому я заплатила тридцать тысяч евро, чтобы сразу же с разбегу окунуться в непонятные отношения с итальянским аристократом.
Размышляя над всем этим, я перебираю вещи, которые взяла с собой, пытаясь выбрать светский наряд для сегодняшнего ужина. Который явно не обещает быть лёгким и непринуждённым. Нахожу платье, которое купила вместе с Ромой в Праге в дизайнерском небольшом магазинчике, и рассматриваю его, вспоминая, как аккуратно и бережно он застёгивал тогда на мне пуговицы… Ищу подходящие туфли и чулки, и тут моя руку натыкается на какой-то выступ в боковом кармашке. Не помню, что я туда положила, возможно, это именно то, что мне сейчас пригодится. Расстёгиваю его и достаю пластиковый пакет. И даже ещё не развернув его до конца, я уже понимаю, что там лежит. Те самые тридцать тысяч, которые Элвис положил мне обратно в сумку.
Я чувствую, словно меня ударили под дых. Я сажусь на кровать, пытаясь выровнять своё дыхание, и смотрю на прекрасные равнины в окне, словно написанные на полотне Леонардо за спиной одной из его Мадонн.
Я беру свой телефон и набираю сообщение своей дорогой Саше. Не проходит и минуты, как экран моргает: «Ну что, как там твой итальяшка? Уже трахнула его? Анастас твой тут с ума сходит, даже своих пиар-консультантов слушать перестал», и смайлик. Я набираю в ответ: «Саша, мне очень нужно кое-что выяснить, ты мне можешь помочь?», на что сразу же получаю ответ от подруги: «А как же! Пиши: что, кто, когда и где. У нас доступы ко всей секретной информации!» Я в ответ набираю подробный текст и прикладываю ей пару фото.
Немного подумав, я всё-таки отправляю сообщение и Маше, и хотя я знаю, что она не может меня консультировать как психолог, но как подруга она мне точно может дать совет. Сообщение уходит, и я, не дожидаясь ответа, подхожу к антикварному деревянному трюмо, чтобы наложить макияж. И то, что я вижу в зеркале, мне не очень нравится: слишком худое и бледное лицо, словно я недавно вылезла из склепа, в котором проспала предыдущие двести лет. Чуть припухшие от чересчур страстного поцелуя губы. И глаза. Слишком большие и слишком пустые. Они мне напоминают две комнаты, в которых потушили свет. И это беспокоит меня больше всего. Чёрт, я же сама так долго этого ждала и хотела! Вот они – кусты розмарина под окном в саду, усеянные желтеющими лимонами деревья и преданный любовник. Возможно, это просто мои дурацкие очередные капризы. Но пора взрослеть, девочка, пора взрослеть. Я густо накладываю румяна, чтобы оживить цвет лица, а глаза подвожу тонким серым лайнером – в тон глазам. Поправляю на себе платье, которое просто идеально облегает мою фигуру, смотрю на часы на стене: ровно восемь ноль-ноль. И поворачиваю латунный ключик в двери.
Я прохожу по замысловатым коридорам вдоль ряда закрытых дверей, и везде замечаю заплатки, умело маскирующие общее обветшание дома. Финансы семьи Монти явно оставляют желать лучшего, если их не хватает, чтобы привести всё в порядок. Хотя, возможно, родителям Давида нравится старая пыль и древняя рухлядь. Я слышу вдалеке гул множества голосов, и меня это настораживает: я была уверена, что будет тихий семейный ужин. Итальянский сын привёз к родителям на выходные свою русскую подружку – ничего особенного. Но разговоры становятся всё громче по мере того, как я приближаюсь к зале в конце коридора, и когда я вхожу в неё, то несколько десятков глаз упираются в меня, на миг умолкнув.
Я замечаю, что на убранство этой комнаты хозяева не пожалели денег: все углы и ниши уставлены прекрасными цветочными композициями, старинные канделябры до блеска начищены, и трепетный огонь живых свечей создаёт неповторимую атмосферу праздника.
– А вот и моя Полин, друзья, – слышу я голос Давида, который явно ждал этого момента, чтобы представить меня всем многочисленным гостям, собравшимся в комнате. Только по какому поводу?
– Давид, что сегодня за событие? – тихо спрашиваю я у своего кавалера, пока гости снова не принимаются за свои смех и пересуды, взмахивая бокалами с напитками в руках.
– Ничего особенного, белла, – отвечает он, обнимая меня за талию, – просто небольшой ужин для самых близких друзей.
Мы переходим от
