Безжалостные парни (ЛП) - К. М. Станич
— О, чёрт возьми, да. Я соберу девочек… но только если ты захочешь?
Я киваю.
Когда я переехала в Коннектикут, то поставила свою жизнь на паузу, просто ожидая, когда она начнется снова. Я больше не повторю ту же ошибку.
Кроме того, чем больше я буду занята здесь, тем быстрее пролетят дни, и я снова смогу увидеть своих друзей.
И моих… парней.
Серьёзно, во множественном числе.
Насколько это странно?
Глава 15
Когда наступает первое мая, я начинаю отсчитывать дни до окончания школьных занятий. В Адамсоне ничего не происходило с тех пор, как я ушла, и у меня начинает скручиваться под ложечкой это тошнотворное чувство вины.
Юджин умер из-за меня?
Я знаю, это странная мысль, но очевидно, что люди, ответственные за его убийство — те же самые, кто охотился за мной, те, кто оставлял записки с требованием уйти. Если бы я ушла раньше, остановило бы это насилие? Спасло бы это Рейнджера от того, что он чуть не утонул?
На это невозможно ответить, поэтому я и не пытаюсь.
У меня заканчиваются занятия, и я сижу и жду Монику, пока не получаю сообщение о том, что она застряла с решением теста по математике. Подруга обещает, что будет через полчаса, поэтому я решаю подождать на заднем дворе, который с любовью называют Двор одуванчиков, потому что, знаете ли, наш клуб садоводов — отстой, и это место заполнено большими белыми одуванчиками.
Греясь на солнышке у одной из кирпичных стен, я достаю дневник Дженики и начинаю читать. Я пыталась читать хотя бы страницу или две каждый вечер, но только вчера вечером по-настоящему добралась до хорошего. И под хорошим я подразумеваю плохое.
Через несколько месяцев после начала учебного года Дженика была близка к нервному срыву. Разрываясь между учебой в школе, своими новыми отношениями с Риком и попытками определиться с колледжем, она в конечном итоге приняла несколько довольно сомнительных решений. Брат Спенсера, Джек, продал ей немного кокса и несколько таблеток, и записи после стали сильно отличаться.
Я думаю, что она, возможно, была немного зависимой.
Сегодня, возвращаясь в общежитие, я поняла, что мне просто нужно минутку побыть одной. Я пробралась сквозь деревья и бросилась бежать, понятия не имея, куда направляюсь. Вот тогда-то я и столкнулась с ними.
Они не хотели, чтобы я была там; они были взбешены.
Всё стало плохо, по-настоящему, очень плохо.
Поэтому побежала домой, заперла дверь и зажала уши руками.
Это выйдет мне боком, я просто знаю, что это так.
У меня отвисает челюсть, и я перелистываю предыдущие страницы назад-вперёд, чтобы посмотреть, не пропустила ли я чего-нибудь. Но нет, Дженика просто намеренно говорила расплывчато. Я имею в виду, в конце концов, это был её дневник. Думаю, она не ожидала, что кто-то ещё его прочтёт. Либо так, либо она была под кайфом, когда писала этот раздел. Кто знает?
Разочарованно вздохнув, я продолжаю, но следующие несколько страниц довольно скучны. Её парень Рик кажется придурком-шовинистом, но там ничего нет о том, что случилось с ней в лесу.
Я просматриваю записи за несколько недель, а затем останавливаюсь на странице с символом. Набросок Дженики не выглядит поспешным или неуверенным; как будто она рисовала по чему-то из реальной жизни. Я достаю камень из кармана и рассматриваю его. Мы с парнями пытались разобраться в этом, но нет никакой информации об этом символе. Он похож на множество других хорошо известных символов, но не совпадает ни с одним из них.
Вздохнув, я снова убираю камень и переворачиваю страницу.
Прямо здесь, похоже, была оторвана целая секция. Я увеличиваю изображение, и вот оно, ясное как божий день, края оторванной бумаги рядом с записью о Лайонеле Мерфи.
Он такой хороший, добросердечный друг, единственный человек, с которым я могла бы стольким поделиться.
Ага.
Да, они встречались за спиной Рика, в этом у меня не было никаких сомнений.
Я дочитываю половину следующей страницы, когда слышу шум. Поднимаю голову, ожидая увидеть другого студента, уборщика, преподавателя. Но вместо этого там никого нет.
Неважно.
Я снова начинаю читать, когда слышу стук ботинок по гравию.
На этот раз, когда я поднимаю глаза, то вижу парня, стоящего чуть дальше по дорожке от меня. Он одет в толстовку с капюшоном, плотно закрывающую его лицо.
Что. За. Хуйня?
— Э-э, я могу вам помочь? — с трудом говорю я, и тут парень мчится ко мне по дорожке. Я роняю телефон, откатываясь в сторону, и бейсбольная бита врезается в кирпичную стену, где я только что сидела.
«Этого просто не может быть!» — думаю я, вскакивая на ноги и убегая к дверям в коридор, которые оказываются запертыми. Я дергаю за ручки, а затем, повинуясь какому-то глубоко спрятанному инстинкту, пригибаюсь.
Бейсбольная бита ударяется о пуленепробиваемое стекло окна и отскакивает назад, заставляя нападавшего выругаться.
Я уже ползу на четвереньках, опираясь рукой о стену, чтобы встать, и кидаюсь к открытому окну за деревянным садовым ящиком, наполненным овощами (и одуванчиками). Я перепрыгиваю через коробку, раздавив при этом огурец, а затем открываю москитную сетку, вползаю в класс и приземляюсь на пол задыхающейся кучей.
К сожалению, там никого нет, так что я всё ещё предоставлена сама себе. Бросаюсь к двери и распахиваю её, врываясь в пустой коридор.
Второй из двух нападавших на меня стоит там с ножом в руке.
Иисус.
— Это сумасшествие! — кричу, мой голос эхом отдаётся в пустом коридоре. Где, чёрт возьми, все? Я срываюсь в кафетерий, поскальзываясь на полу, когда пробираюсь мимо столиков для пикника в направлении пожарного выхода. Позади меня раздаются шаги, они быстро приближаются. И хотя в последнее время я занимаюсь серфингом, я всё ещё немного не в форме; задыхаюсь как сумасшедшая.
Мой третий нападающий, гораздо меньшего телосложения, выскакивает из-за мусорного бака, одетый в ещё одну невзрачную чёрную толстовку с капюшоном и вооруженный электрошокером. Долбаный электрошокер. И где мой, когда он мне понадобился? Верно, у Моники, потому что мне не разрешают приносить в школу чёртово
