Это всё ты - Елена Тодорова
– Может, объяснимся, Ю?
– В каком смысле?
– В здравом, Ю, – выпаливает Нечаев с неясным мне раздражением. – Почему ты хотела увидеться в ту ночь? Почему плакала? Почему была так расстроена? Почему перестала со мной дружить?
– Ох…
Его слова притягивают воспоминания, которые вызывают внутри меня вспышку боли. Лижут языками пламени так высоко, что ощущаю даже на шее. Горло сжимается. В глазах – наводнение.
– Ю… – выдыхает Нечаев до безумия нежно и до одури страстно. С обертонами, которые просачиваются под мою кожу током, вскрывают мембраны клеток и вживляются в ядра, чтобы выдать в моем организме невероятно чувственную и гармоничную симфонию феерического волнения. Дрожу с вибрациями, скрыть это нереально. Ян принимает, скользя по моим плечам ладонями. Замирает на лице. Оглаживая мои щеки большими пальцами, с надсадным выдохом придвигается ближе, пока наши тела не соприкасаются по всему периметру. – Блядь… Ю…
Останавливаю его губы в уголке своих, когда всю меня от макушки до кончиков ног прошибает разрядами. Давлю на грудь, чтобы отпихнуть, но Нечаев упирается и, перехватывая мои руки, задействует обратную силу, буквально расплющивая меня своим твердокаменным телом.
И я… Контуженная шоком того, как он ощущается, и что при этом контакте происходит внутри меня, просто бездыханно цепенею.
Боже мой… Боже мой…
Не знаю, как такое возможно, но между нами будто нет одежды. Я чувствую всего Яна. Всего! Весь… эм… Боже мой, рельеф его эрекции. Все выпуклости и грани… Я глубоко потрясена этими анатомическими подробностями, а еще больше – общим размером.
«Значит, тебе тоже нравятся большие с большими?» – всплывает в моем поплывшем мозгу, пока Ян дико медленно и ошеломительно горячо лижет мои губы.
– Я хочу тебя поцеловать, Ю… – опаляет мокрую плоть терпким и таким будоражащим дыханием. – Можно я тебя поцелую? Пожалуйста, Ю, разреши мне себя поцеловать.
Моя грудь содрогается, когда из нее вырывается стон, похожий на настоящее рыдание.
Так хочется этого… Неистово.
Я бы отдала жизнь ради этого поцелуя, если бы знала, что точно после него умру, и не придется позже расхлебывать последствия в виде боли, стыда и мук совести. Страшно осознавать масштаб своих чувств и желаний, но, клянусь, я бы отдала!
– Ты что?.. Как ты можешь о таком думать?.. – шепчу дивным голосом, словно в горячке. Все внутри ведь пылает. Так жарко, что даже слез нет. Пересушена, как пустыня. Только между ног оазис. Вот бы он там дотронулся… Господи, как же ужасно этого хочется! Пульсирует все, доводя до крайнего помешательства. – Остановись… Оставь меня, Ян… Знаешь ведь, что я со Святом, и…
Хриплый смех отбивается от моих губ щекоткой и зудом.
Ян отступает. Освобождает даже мои запястья и отворачивается. Пока прочесывает ладонями волосы, слышу, как протяжно и хрипло он вздыхает. С таким надрывом, словно ему не хватает кислорода. У меня и самой ребра стискивает, будто кто-то физически сдавил. Заклинивает, создавая первые очаги воспаления.
– Если ты со Святом, почему ты ревнуешь меня к Кире? – толкает Ян на развороте.
Как обычно, со смехом.
И хоть глаза его блестят, улыбается он вовсю.
Я замираю, не в силах понять, из-за чего мне больнее… Из-за того, что он говорит? Или из-за того, что смеется?
– Наверное, потому что ты мне дорог… – с трудом лепечу я, теряя дыхание и бесконечно дрожа губами. Слезы обжигают щеки. Но те сами по себе так горят, что кажется, от раскаленной кожи пар идет. – Очень дорог, Ян… Очень…
– И как это понимать, Ю? – сипит то ли сердито, то ли огорченно.
Когда я пожимаю плечами, вновь хрипом хохочет.
– Перестань… – прошу его остановиться, потому что его насмешки убивают. – Разве ты не видишь?.. Я не знаю, как еще сказать… Мои родители, Свят… И я… Мне так тяжело, Ян! Ты просто не представляешь!
Кажется, последнее, наконец, возымело на него какое-то действие. Он поджимает губы и хмурится, становясь несчастным, но серьезным.
– Так объясни мне, чтобы я представил. Обо всем, что чувствуешь, расскажи, Ю… Можешь?
Прикладывая к щекам ладони, лихорадочно мотаю головой.
– Без шансов! Я не смогу это объяснить! Видишь же, я в ужасе только от мысли об этом! Это страшные вещи!
– Страшные?
И снова он хмыкает, качая головой.
– Очень! А ты только и делаешь, что смеешься! – вскипаю от злости.
– Выглядишь так, будто хочешь меня побить, тогда как я тебя желаю всего-навсего целовать…
– У-у-у, – в отчаянии хватаюсь за голову.
Кружусь по комнате, будто бы пытаюсь поймать ее одуряющий ход.
Ян ловит сзади, обхватывая поперек тела руками. Прижимается, заставляя нас обоих стонать.
– Прекрати, прекрати… – долблю в пространство, прикрывая глаза.
Он везде… Проникает в меня своей энергетикой, словно щупальцами. Сминает душу. Оплетает легкие. Прорастает в сердце.
– На хрен твоих родителей, Ю… На хрен Свята! – шпарит Нечаев мне в затылок. – Ты моя! Уже давно… И скоро… Будешь полностью! Навсегда.
– Нет… Нельзя… Не могу… Не получится… – долблю я расстроенно вместо того, чтобы обрубить все посягательства одним результативным «Не хочу!». – И вообще… Мне все равно не нравится целоваться… Это мерзко! Не стоит того, чтобы грешить и делать всем больно, – убеждаю саму себя. – Вообще не стоит!
– Ч-что-о? – впервые за сегодня я улавливаю в голосе Яна растерянность. – В каком смысле мерзко? Хах… Ю? Хах... Ю-ю-ю? – буквально гогочет и давится этими звуками так, что прижатая к моей взмокшей спине грудная клетка судорожно дергается. Пока Нечаев резко не разворачивает меня к себе лицом. – Ты серьезно?
Пока я погибаю от своих чувств, он как раз смотрит совсем не серьезно. Возбужденно, словно маньяк какой-то.
– Безумец!
– Нет, нет…. Сейчас ты не отвертишься, Ю. Я тебя спрашиваю: тебе противно целоваться с Усмановым? Ответь!
Я задыхаюсь. От стыда и горькой обиды за Свята.
Боже… Я не должна была этого говорить! Так нельзя! Это тоже предательство!
– Ответь, Ю!
– Дело не в нем! – кричу я в отчаянии. – Просто я такая… – стучу Нечаева кулаками в грудь. – Я! Только я!
– Ну да, конечно… – хрипит сдавленно. И ухмыляется, будто знает что-то, о чем не догадываюсь я. Меня это, естественно, задевает. В растрепанных чувствах снова бью его
