Пепел между нами - Маргарита Дюжева
— Миш, — пытаюсь его остановить, потому что не готова услышать его слова. И не хочу их слышать. Он ведь не прощается? Только не теперь, когда я собрала все свои силы и смелость и готова попробовать.
— То, что видеть меня не хочешь — тоже понимаю, но… не уйду, прости.
У меня в животе лопается склянка с расплавленным маслом. Его ответ оглушает. Взрывается в голове фейерверком разноцветных искр и острых иголок. Я не могу говорить, могу только слушать, беспомощно утопая в его словах.
— Тот случай с Любой — это просто апогей идиотизма. Знаю, что это не оправдание, но я реально не соображал там ни хрена. Злился, накручивал себя, представляя вас с Колей, а потом обдолбался в ноль и решил наказать. Дескать тебе можно, а чем я хуже… Наказал…молодец. Всех. Я надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь меня простить
— А если придется ждать очень долго?
— Мне все равно. Я с вами хочу быть, Злат. С тобой и с сыном. И все те слова, которые ты сегодня мне сказала — заслужил. Ты в праве злиться.
— Я сегодня видела Тимофееву …это было больно.
— Что бы она тебе не сказала — неправда. Последний раз я видел ее тогда на общем собрании в универе. И все. Ни звонков, ни встреч, не переписок. Ее номер в черном списке. Она в прошлом.
— У нее, кажется, на этот счет другое мнение, — я невесело усмехаюсь.
В груди ноем старая заноза, которая уже вросла в ткани, но при каждом неосторожном движении дает о себе знать.
— Я не знаю, что на это сказать, — Краев беспомощно шмыгает покрасневшим от холода носом, — это ее проблемы.
— В прошлый раз ее проблемы стали нашими.
— Такого больше не повторится. Это был болезненный урок, но я сделал выводы. И выбор. Мне нужна только ты. Я готов дать тебе столько времени сколько захочешь. Только не прогоняй, пожалуйста. Я постараюсь приходить не так часто, чтобы не мозолить тебе глаза и не раздражать…
— Ты не раздражал. — Я обессиленно прикрываю глаза, — все это время ты не раздражал. Твои помощь и поддержка для меня очень много значат. А сегодняшний мой всплеск — он пустой. Без причины. Я просто поддалась чужим словам и своим сомнениям и завелась. Это было грубо
— Заслуженно, — не согласился он, — ты сказала то, что должна была сказать раньше, с самого начала.
— Все равно я чувствую себя конченой истеричкой. Мама права, мне надо что-то пропить, я не справляюсь, и эти чертовы гормоны меня точно добьют. Я превращаюсь в бешеную, растрепанную ведьму, готовую порвать каждого, кто громко пыхтит в моем присутствии.
Краев задерживает дыхание.
Это выглядит так смешно, что я невольно улыбаюсь. В груди пульсирует, почти больно, зубы сводит. Я сама себе кажусь оголенным сгустком нервов. Вся разобрана, разбита, трясусь и вовсе не от холода.
— Не торопи меня, пожалуйста. Я хочу попробовать еще раз, — говорю, а у самой по щекам слезы. Потому что страшно и потому что действительно хочу, — но мне так плохо.
Может, это неправильно. Может, надо было обрубить все хвосты, гордо хлопнуть дверью и дальше выть на луну, ожидая, когда на горизонте появится кто-то новый, способный отогреть сердце. Надеяться, что позволю ему это сделать, не буду сравнивать с Краевым и найду в себе то, что смогу дать взамен.
Я скучная. Или слабая. Или нудная. Или просто дура, которая растеряла где-то остатки гордости. Потому что не было желания ждать, пробовать что-то новое, экспериментировать.
Именно здесь, на этой холодной, занесенной снегом лавке, рядом с Краевым, я поняла чего хочу.
Его.
И речь не о сексе, предающих телах и мокрых трусах. Речь о человеке полностью, со всеми его тараканами, косяками и несовершенствами.
— Я не стану навязываться. Просто не прогоняй.
— Не буду.
Мы оба замолкли.
— Ты простишь?
— Я пытаюсь, Миш, — дышу на покрасневшие от холода пальцы, и он молча протягивает мне свои перчатки. Они большие. Моя узкая ладошка тонет в них, но чужое тепло приятно щекочет кончики онемевших пальцев. Приятно, но горько. Слишком много горечи и нужно как-то учиться с ней жить. Не давиться каждый, не захлебываться, а отпускать. Это будет сложно, но я попытаюсь.
— Я хочу, чтобы ты меня услышал, Миш. И понял. Я прекрасно понимаю, что не бывает идеальных людей. У каждого есть право на ошибку. Но только на одну. Ты свою уже использовал. И если когда-нибудь снова случится, то же, что и с Тимофеевой…
— Не случиться. Я все осознал…
— Не надо громких слов, — качаю головой, — Если вдруг это повторится, то я уйду. Уже не сомневаясь, не оглядываясь и ни о чем не жалея. Поверь, у меня не дрогнет. Ничего и нигде. И моя совесть будет абсолютно чиста. Я предупредила, Миш, дальше делай выводы сам.
— Поверь, я сделал. Давно.
Он протягивает мне раскрытую ладонь.
Я смотрю, как на нее падают и исчезают снежинки, превращаясь в прозрачные капли. Смотрю и не знаю, что делать. Это черта, рубеж и надо было решать с какой стороны я хочу остаться. В прошлом, которое разъедало изнутри, или готова шагнуть в неизвестное будущее.
Краев не торопит. Он ждет моего решения, позволяя решать нашу судьбу.
И я выбрала.
Нас.
Пусть страшно, пусть можно снова оступиться и упасть в пропасть, но я все-таки сделала это.
Иногда надо уметь прощать и давать второй шанс.
Я стаскиваю только что надетую перчатку и нерешительно прикасаюсь к его руке, замирая от ощущений и эмоций, которые ураганом взметнулись в груди.
Кожа к коже, не пытаясь скрыться и возвести забор из колючей проволоки. Как давно этого не было. И как мне этого не хватало.
Привычная боль в груди успокаивается. Не исчезает, но сворачивается темной кошкой и отступает, позволяя мне просто дышать.
Если и можно вылечиться полностью, то только с ним, других я не хочу, не надо. Пусть воскрешает тот, по вине кого я потеряла крылья.
Он справится. Я верю.
Позволяю сплести наши пальцы, хотя на грудь давит так, что инфаркт на подходе.
— Я люблю тебя, злат.
Слишком сложно. Мой внутренний хаос кипит, разбивая в хлам здравый смысл и способность говорить. Я взвинчена, эмоционально обнажена и бесконечно ранима.
Просто сжимаю чуть крепче его пальцы:
— Я не могу разбрасываться такими словами. Я их боюсь. Давай остановимся на том, что я просто готова попробовать, а
