Малыш по контракту - Айрин Лакс
А если так, то можно вернуться в родной дом и заняться действительно важным.
Машина делает рывок в нужном, теперь уже реально в нужном направлении, но по ребрам изнутри так противно скребет, что хоть вой.
Пересиливаю это ощущение. Передавливаю ненужное, и отпускает.
Отпускает с каждым прокатанным километром.
Делаю еще несколько кругов вокруг частного сектора, чтобы наверняка, огибаю нашу резиденцию по последнему кругу и только потом закатываюсь во двор, полный спокойствия и уверенности в себе.
Пауза только на пользу.
От долгов Лиличку избавил. Жильем обеспечил.
Денег, опять же, оставил.
Ниточку для связи – тоже.
Понадобится что-то, даст о себе знать, как и все прочие телки.
* * *– Томаааа! – раскатываю по холлу.
Знаю, что мелкая лисица не спит. После такого аттракциона точно не спит. Есть у меня к ней слабость. Она, мелкая, маме труднее всех далась, родилась сильно недоношенной. До сих пор помню, как взял ее первый раз на руки и забыл, что такое дышать: до того крохотной она была, как варежка.
Мы с ней носились, как с чудом. Проблем у нее со здоровьем хватает: аллергия, простужается быстро, на сердце нагрузкой дает, оно у нее слабенькое. Наверное, поэтому к ней бережнее, чем к той же Ксюхе… Поэтому спускаю Томке с рук многое? Сеструха же… Мелкая бесячая колючка под хвостом, но такая любимая.
Слышу частый звук. Как правило, на зов Томка всегда подбегает к коридору, а оттуда уже выдает вальяжную походку. Так и сейчас, добежав до угла, оттуда сестра курсирует уже иначе, держится отстраненно, но глаза опухшие, красные и мокрые совсем. До сих пор ревет, что ли?
– Сюда иди! – показываю пальцем в метре от себя.
– А сам подняться не можешь?
– Сюда. Иди. В корзину телефоны сложила?
– Да! – выдыхает обиженно, смотрит куда-то в сторону. – Планшеты и все прочее – тоже. Только ноутбук оставила. Мне вообще-то надо тему для курсовой выбрать.
– В библиотеке выберешь. Спускай добро.
– Рат, ноут мне для учебы нужен.
– Спускай все сюда. Вместе со своей дырявой головой. Посмотришь, что натворила.
– Я…
– У тебя две минуты, Тамара.
Она знает, что, когда я зову ее полным именем, значит, медлить не стоит, уносится со следами легкой паники на лице. Через минуту лисица толкает к лестнице корзину. Как она и сказала, ноут покоится сверху всего барахла, обклеенный всякой дребеденью. Даже изображение обезьяны есть…
Вспоминаю слова Серого, мол, Томка обезьян любит. Никогда внимания не обращал. У нее мягких игрушек – вагон. У нее, в принципе, всего всегда хватало.
– Спускать? Она тяжелая!
– Спускай! Не надломишься.
Пока Томка ходила за своими устройствами, выпинываю свою спортивную сумку.
– Сюда сгружай. Все. Без моего ведома тронешь – выпорю!
– Ты… Ты обалдел! Ты…
– Сюда смотри, дура!
Показываю сестре фото раздолбленной в хлам машины Серого.
Корзина выскальзывает из рук Тамары. Подхватываю ее в последний миг.
– Сергей в аварию попал, что ли?
Голос сестры начинает дрожать. Она спрашивает о друге с искренним беспокойством, уже без маски обиды.
– Попал.
– Поехали в больницу! – хватает меня за запястье. – Я быстро переоденусь. За секунду! Только без меня не уезжай!
– Не зачем куда ехать!
– Он… что… Что…
Никогда прежде не видел, чтобы слезы так быстро набухали и бежали по лицу сестренки. Это не просто капризные похныкивания, это водопад и совсем без слов. Без криков. Просто потеки слез по лицу.
– Авария стоит перед тобой! – обрываю, пока сестра не накрутила себя. – Я тачку Серого разбил. По роже тоже перепало. Его лицо, как эта тачка. Поняла?
– Ты… То есть… Он не разбился?!
Тамара даже не скрывает бурного облегчения в голосе.
Сестра быстро-быстро вытирает слезы рукавом пижамы, совсем без кокетства, шмыгает.
– Ты разбил машину Сергея? И побил еще?!
– Сама как думаешь? Он же тебя обидел. Так?
Сестра тушуется, в другой раз она бы точно выпалила кучу всего, наговорила колкостей и обвинила Серого во всех семи смертных грехах, но сейчас внезапно выдавливает скромно:
– Немножко. Зачем ты с ним так?!
– Ах, зачем? Вот теперь смотри и думай, блять, вот этим местом о словах и поступках, прежде чем будоражить! – стучу по ее голове. – Поняла?
– Я не просила тебя его бить. Я просто хотела…
– Пошла вон. Серый перед тобой извинится. Ты примешь цветы и игрушку, как положено, и отправишь открыткой сердечное спасибо. Усекла?
– А почему открыткой?
– Потому что я так решил. Запретил. Все запретил!
– Все-все? Но он же твой друг, часто в доме бывает. Я так ему скажу спасибо. Сама. Без открыток.
– Никаких сама. Два километра – твой поводок.
– От кого? То есть… от чего?
– От всего. Твой бзик стоил мне дружбы. Все.
– Это несправедливо. Несправедливо! Ты злишься не на меня, Ратмир! Почему ты злишься не на меня, а сорвался на мне?
– Я сорвался не на тебе. О чем уже сильно жалею. Больше ни слова. Ни слова, Тамара!
Сестра вновь начинает всхлипывать, только уже с другой тональностью. Она большая мастерица выводить слезные трели, целые серенады. Сейчас плачет с какой-то искренней досадой и глубокой обидой…
Пусть плачет, думаю неожиданно яростно. Ей полезно плакать не просто так, а по делу.
Первым делом основательно прячу спортивную сумку, запоминаю, как она выглядит. Есть хоть что-то изменится, хоть одна складочка будет
