Несчастные девочки попадают в Рай - Кэрри Прай
— Смотри, смотри, — Пробежало среди парней. Как и предполагалось, золотистая голова медленно повернулась в мою сторону.
Заметив меня, Рыбин расплылся в лукавой улыбке. В ответ я наградила его презрительным взглядом. Меня смутила его веселость, ведь я была вне досягаемости. Он не мог навредить мне, но был крайне доволен, словно знал, что все-равно своего добьется. Что ж, мои подозрения тут же оправдались.
Позабыв про совесть и резко расстегнув ширинку, Рыбин принялся бесцеремонно мочиться на мою калитку, вдобавок насвистывая веселую мелодию себе под нос. Я раскрыла рот от ужаса, задохнулась и почувствовала жар в ушах и затылке. Нахохлившаяся Каштанка начала издавать что-то похожее на рычание, разбавляя его раздражительным воем.
— Ты отморозок, Рыба!
— Красава!
— Вот это фонтан!
— Лей, лей, не жалей!
Среди захлебывающихся смешков, прорезался Пашкин писк:
— Фигасе, а что это Рыбин трясет балд…?
Осознав, что мерзкую картину наблюдаю не только я, но и мой младший брат, я схватила мальца за грудки и поволокла в дом. Заперев дверь, я сползла по ней на грязный пол. Снаружи еще слышались звуки глумления и непристойные высказывания. Мне захотелось стереть его поступок из своей памяти, иначе был риск навсегда лишиться сна.
Мне было пятнадцать, и я испытала настоящий шок.
— На вверх! — мой приказ моментально долетел до Паши. — Бегом!
Приложив руку ко лбу, я попыталась успокоиться.
Боже, я этого не видела…
— Почему орем? — из комнаты вывалилось грузное тело Клавдии. Она ела бутерброд с вареньем одновременно пожевывая височные волосы, но смущало ее вовсе не это. — Что ты тут развалилась, шельма?
Я посмотрела на нее исподлобья, не в состоянии объяснить ситуацию.
— Что там?
Подбежав к окну, Клавдия заглянула за занавеску.
— Ах ты, вертихвостка поганая. Ишь, что за забором собрала. Мало тебе, что Соколовы мучались, так ты теперь всю деревню охмурила, пигалица? Учти, если эти охламоны потопчут мою клумбу, то я тебя вместо тюльпана в земле укапаю. Тьфу! И как мне угораздило связаться с такой легкой девицей?
Не в силах больше слушать этот бред, я поднялась в свою комнату.
— Ни слова! — подходя к окну, наказала я Пашке, которой уже раскрыл рот. — Даже не думай! — я не намеревалась опускаться до подземного уровня и объясняться с подростком.
Братство «V», как стая акул кружило возле моего дома. Скорее всего они ждали Соколова старшего и, не упустили возможности поиздеваться надо мной. Рыбин сверлил меня глазами, не двигаясь, пока остальные висели на заборе и кидались мелкими камнями. Они походили на обезумевших шимпанзе, которых накачали наркотическими веществами — это пугало.
— Ты не спрячешься от нас! — горланили они. — Мы всегда где-то рядом!
Их угрозы действовали мне на нервы. Особенно раздражал мои уши истошный лай Каштанки, которая защищала нашу скромную территорию.
Одним движением руки я освободила подоконник, отчего глиняные фигурки разлетелись на куски. Плевать. Оторвав от стены кусок фанеры, я закрыла им окно, а следом придвинула небольшую тумбу. Вот так-то. Уволившись на матрас, я накрыла голову подушкой, но через худую ткань все-равно просачивались едва разборчивые слова. Проклятье.
— Выходи, поиграем!
— Ты не спрячешься!
— Я найду тебя! Найду!..
— Я нашел тебя. Кто прячется в овраге, Злата? — говорит Саша, не скрывая своего разочарования и протягивает мне руку.
Поджав губы, я выкарабкиваюсь из своего убежища, которое до этого момента считала вполне достойным.
— Эх, не думала, что ты найдешь меня меньше чем за минуту.
— За пол минуты, — гордо поправляет он. — Нужно уметь находит укромные места, если ты не хочешь быть пойманной.
— Например?
— Есть масса примеров. Ты мелкая, а значит, залезешь даже в лисью нору. Можешь между плит просунуться. Да хотя бы в домик на дереве — куда лучше, чем торчать из ямы. Тебе может быть больно, страшно, неудобно, но самое главное — не попасться.
Саша слишком серьезно относиться к несерьезной игре, отчего мне становиться смешно, но я не подаю виду.
Мы шагаем по пшеничному полю, молчим и любуемся облаками.
— Я влюбилась, — признаюсь я, а следом добавляю: — В эти облака, в солнце. Раньше я не замечала, как это здорово находиться в гармонии с природой. Раньше, солнце было просто солнцем, а облака — всего лишь белые пятна на небе. Но сейчас все изменилось. Я влюблена в каждую травинку, — слегка наклонившись, я отламываю колосок пшеницы и подношу его к губам.
— Что ты делаешь? — хмурясь, спрашивает он.
— Нюхаю, — хихикаю я. — Это тот редкий «цветок», который я могу вдохнуть. Сема показал мне его. На той неделе он принес мне целую охапку.
Саша усмехается.
— А ты жестокая, Злата. Ты ставишь цветы в воду, подвергая их на медленную мучительную смерть вместо того, чтобы просто оставить их в покое. Жестоко, слишком жестоко.
— Глупости! — возражаю я. — Все дарят друг другу цветы.
— Не глупости, — утверждает он и выбивает колосок из моих рук. — Через несколько часов он превратиться в подобие на гербарий, и это будет снисходительно, нежели ты забудешь про него, оставив догнивать в мутной воде да в пыльной вазе.
Переварив его речь, я встречаюсь с ним взглядом. И, в это же мгновение понимаю, что мой любимый цвет — цвет его глаз. Лазурная бездна так и манит нырнуть в самую ее глубь и коснутся запрещенного дна.
Мне пятнадцать, и я понимаю, что так и не научилась плавать.
— Почему ты во всем видишь жестокость и несправедливость? — спрашиваю я, борясь с хрипотцой в голосе.
— Мои глаза широко раскрыты, я вижу реальность, но не жестокость. Даже тебя я вижу насквозь, — его шершавая рука касается моей щеки. — Твоя райская оболочка скрывает черную сущность, и мне это нравиться.
Я хочу воспротивиться, но Саша не дает мне открыть рта, он продолжает:
— Природа наградила тебя невинной ангельской внешностью, но и наделила другими качествами. Ты способна хладнокровно лишить жизни того, кого любишь.
— Что? Но это не так.
Иногда Саша говорил загадками, а иногда говорил такие вещи, которые попросту не укладывались в моей голове. Все это походило на речь настоящего безумца. Правда, невероятно красивого безумца.
— Ты только что призналась, что ты влюблена, Злата. Влюблена в небо, в природу и тут же цинично погубила часть этой природы, — он держит мое лицо слишком крепко. Мои скулы начинают побаливать. — Люди слишком часто губят то, чем действительно дорожат, и мне непосильна их логика. Впрочем, я ничем от них не отличаюсь, — после этих слов он накрывает ладонью мой нос и губы, а другой удерживает затылок.
Я
