Цена твоей Любви (СИ) - Магницкая Доминика

— Спасибо за откровенность. Надеюсь, хоть сейчас ты найдешь покой.

Как я и думала — отец и не собирался оставлять её в живых. Он просто дал мне выбор и показал, что от моего решения ничего не зависит. Я, конечно, могла бы попробовать её спасти. Например, застрелить двух бугаев и вывести мать из подвала.

Но как бы далеко мы ушли? До ближайшей двери? До следующего коридора?

На её душе много грехов, и всё же я смею надеяться, что хотя бы после смерти она перестанет страдать.

Я поднимаюсь по лестнице и оборачиваюсь к своему надзирателю. Хрипло роняю.

— Отведите меня к Алдо.

Мужчина кивает и молча ведет меня вперед. Я с трудом передвигаю ногами, мечтая забыться.

Боль охватывает всё тело — от кончиков пальцев до волос на голове. Жуткая резь пронзает виски, но я быстро отрезаю эмоции. Впрочем, ненадолго.

Сгустки вины всё равно бьются на уровне подсознания.

Я не стреляла. На моих руках крови нет.

Почему же мне так хреново? Убивает гнетущее чувство — будто я лично спустила курок.

Глава 31. Монике другой не нужен

Меня так и тянет спросить: «Ну что, гордишься собой? Я-то тебя подвела».

Но пока не до этого. Я бегло осматриваю дорогой кабинет с изысканной мебелью бежевого цвета и останавливаю свой взгляд на стеклянной рамке. Тусклая фотография висит на стене, прямо за роскошным креслом Алдо. На ней — маленькая девочка, которая мило улыбается и кому-то протягивает солдатиков. Игрушки разбросаны по всему полу, вдалеке проглядывает знакомый силуэт.

Снимок сделан сбоку. Удачно пойман момент — даже на расстоянии нескольких шагов я чувствую тепло и уют.

И от этого становится еще более мерзко. Меня откровенно мутит — трудно сопоставить счастливого ребенка и настоящую меня.

Чтобы окончательно не оробеть, я смело говорю.

— Хочу уйти домой.

Сразу привожу аргументы, не видя смысла затягивать разговор.

— В четыре года ты отправил меня к матери. Я восемнадцать лет ничего от тебя не слышала и хочу, чтобы так и продолжалось. Мне не нужен твой мир. Мне здесь не место.

Между строк сквозит горькое — мне не нужен отец. Особенно такой.

Алдо хмурится и откидывается на спинку кресла. Холодно твердит.

— Садись. Надо поговорить.

Ладно. Я покорно опускаюсь на стул, брезгливо бросаю на стол пистолет и кладу ладони на коленки. Спину держу прямо — чувствую, как цепкий взгляд каждую эмоцию анализирует. Нельзя выдавать страх. Картинками на стенах и сладкими речами он не убедит меня в том, что моя жизнь неприкосновенна.

— Ты сделала то, что я просил?

Ага. Просил. Как же. Небось еще думает, что милость оказал, и я должна радостно плясать, благодаря судьбу за такое родство.

С облегчением вздыхаю — какое счастье, что гнилое нутро по наследству не передаётся.

— Нет, но она мертва.

В его глазах резко появляется огонь неодобрения. Впрочем, он быстро маскирует истинные эмоции.

— Дело сделано — это главное, — кривит губы в сухой улыбке. — Почему уйти хочешь?

— Потому что я — пленница.

— Разве? — угрожающе отодвигает кресло и подходит к окну.

Осознанно встаёт ко мне спиной, прекрасно понимая, что до брошенного пистолета я в два счёта дотянусь.

Значит, он хорошо меня знает. Достаточно, чтобы быть уверенным, что я не выстрелю.

— Тебе трижды приносят любую еду на твой вкус. Всё, как ты любишь — никакого мяса, только зеленушка и овощная похлёбка. Тебе что угодно дадут, стоит лишь попросить. Ты живешь в просторных апартаментах, носишь дорогую одежду и ни в чём не нуждаешься.

Резко оборачивается ко мне и грозно шипит.

— Сотни тысяч людей благодарят бога за воду и хлеб, а ты еще чем-то недовольна. Как-то неблагодарно, не находишь, дочка?

Я рефлекторно вздрагиваю и нервно сцепляю ладони. Меня передергивает от небрежного обращения.

Дочка. Я не разрешала так себя называть.

— Зачем мне брендовые шмотки, если я не могу распоряжаться своей жизнью? Уж лучше ходить в поношенных одеждах, чем взаперти сидеть.

— Это не навсегда, — распахивает шторы и бесстрастно продолжает. — Когда ты забудешь о своих глупостях, мы подберем тебе хорошего мужа.

Быстро перебиваю, не в силах совладать с собой.

— У меня уже есть муж.

И другого я не хочу.

Пора признать — да, с ним сложно, больно и порой до чертиков невозможно, но Шмидт так глубоко врос под кожу, что никакой замазкой его чернила не сотрёшь.

— Это тоже ненадолго. Скоро овдовеешь.

— Что?! — отчаянно срываюсь на крик. — Ты с ума сошёл?

— Знаешь, как сильно он подорвал мой бизнес? Знаешь, сколько денег я из-за него потерял? Знаешь, что гадёныш натворил? — плюётся злостью. — Ни хрена ты не знаешь!

— Я знаю достаточно, — сжимаю руки в кулаки и мотаю головой. — Три года назад ты подставил его, вынудив пойти на крайние меры. Это подло.

Рывком встаю с места и подхожу к нему. Безрассудно взрываюсь, держа в мыслях ласковое «Царапка».

— Не смей его трогать. Слышишь? Не смей!

— У него слишком много жизней. Три раза он от меня уже ушёл. Четвертого не будет.

— Что? Какие три раза?

— Первый — когда я его за решётку посадить хотел. Он отмазался. Второй — во время вашей проверки. Я рассчитывал, что Шмидт сорвётся и убьёт Брайса, а я смогу этим воспользоваться. Третий — на твоей фальшивой свадьбе с Герра. Мерзавец тобой прикрылся, и поэтому я приказал моим людям отступить.

Ни на грамм не верю — Рон всегда собой прикрывал. Он не из трусливых. И даже будь я Амелией, мужчина бы не стал прятаться за женскую спину. Просто не в его принципах.

Алдо напрасно считает, что я поведусь. Его напыщенные попытки настроить меня против мужа до смешного глупы. Вызывают желание брезгливо скривиться и хлопнуть дверью прямо перед его орлиным носом.

Ведь мне не нужна память. Я душой чувствую — это ложь.

Наконец-то он признался, что специально закинул наживку. Церемония и проверка не случайны. Алдо изначально манил меня к себе. Планировал вернуть дочь на место, к которому она с рождения приговорена.

— Ты знал, что Брайс убил мою сестру?

Не мог же не знать.

Теперь, воочию увидев масштабы его власти, я быстро сопоставляю факты.

Брайс как был пешкой, так ею и остался. Его беда в том, что он не ведал, чью дочь посмел тронуть.

— Недавно узнал, — сухо отрезает. Без пояснений.

— Почему ничего не сделал?

— Труп бесполезен. Я хотел, чтобы напоследок он послужил мне. Но сейчас всё, чего я хочу — чтобы он сдох. Поиски не прекращаются. Скоро я порадую тебя хорошими новостями.

Желчно усмехаюсь — ну конечно. Раз убита Амелия, то и спешить не стоило, да?

Грош цена таким обещаниям.

Алдо тяжело вздыхает и хватается за шею, словно ему нечем дышать. Кривит губы от резкого припадка и возвращается в кресло. По пути мерит меня зловещим взглядом.

А я и не стараюсь изобразить тревогу. Мне будет плевать, даже если он на моих глазах задохнётся. После сцены в подвале я действую механически. Как кукла — без эмоций и сантиментов.

Спасибо «папе». Снял розовую пелену. Хоть сейчас не стал притворяться.

— Я думал, что ты умерла, Моника, — тихо шепчет. — Поверь, я изо всех сил пытался найти убийцу, но фортуна чертовски любит Брайса. Он сделал всё чисто, и, если бы не Шмидт, я бы никогда не узнал правду.

— Как Рон выяснил?

— Могу лишь предполагать. Видимо, когда он обнаружил, что ты жива, то основательно взялся за поиски. Каким-то чудом нашёл улики. Я не знаю. До меня информация дошла через крыс. Сам бы не разобрался.

— Что? — немею от зверского предчувствия. — Ты подослал к моему мужу крыс?

Беспокойство на моём лице вызывает насмешку. Алдо щурится и недобро цедит.

— Увы, он уже избавился от них. А перед бойней еще и пытки устроил. Многое узнал, поэтому не отступит. Либо я, либо он. Вопрос его убийства уже решён, так что не противься. Не переоценивай своего…