Снегурочка для миллиардера (СИ) - Либрем Альма

Судя по серьезно поджатым губам, Катя была со мной не до конца согласна, но на глинтвейн все-таки согласилась. Когда мы уже отошли, и она сделала несколько глотков обжигающего напитка, с неба посыпал снег.

- Такой горячий, что даже снежинки в нем тают, - усмехнулась Катя, демонстрируя собственный стаканчик, в который действительно пытался нападать снег.

- Ты сама скоро снежинкой станешь, - усмехнулся я, поправляя ее растрепавшиеся, все в снегу волосы. – А потом привезу домой, и растаешь.

- Не растаю, - фыркнула Катя. – От меня не так просто избавиться.

- Кто б хотел от тебя избавляться, - закатил глаза я. – Поедем домой?

Думал, что она будет сопротивляться – прогулка получилась удачная, - но Катя только уверенно кивнула.

- Поехали! – бодро заявила она, явно развеселившись после глинтвейна, и с трудом попала стаканчиком в ближайшую урну. – А ты пить не будешь?

- За рулем же, - отозвался я. – Нельзя пьянеть.

Хотя, если честно, уже от одного ее присутствия опьянел так, что впору было везти в вытрезвитель…

26

Дом встретил еще большими снежными завалами, чем прежде. На улице серьезно похолодало, и мороз внаглую пробирался под пальто и касался ног, явно игнорируя наличие на них сапог. Даже в машине было холодно. Но вопреки этому, я с удовольствием выпрыгнула из авто прямо в свежий сугроб и полной грудью вдохнула свежий воздух. Пахло зимой и свободой.

- Как же здесь хорошо! – воскликнула я, наплевав на то, что меня действительно могут услышать, что тут вокруг, наверное, соседи, и за вон тем забором может кто-то скрываться.

Зашелестели шины – Глеб загонял авто в гараж. Я не спешила подниматься на крыльцо; так и остановилась посреди снежного царства, запрокинула голову назад и улыбалась, чувствуя, как снежинки едва ощутимо опускаются на щеки и ресницы. Конечно, продрогнуть тут было раз плюнуть, но я этого практически не чувствовала. Острое ощущение холода сменилось жаром наполнявшей меня любви.

И плевать на все ограничения.

Умом я понимала, что это во мне говорил выпитый глинтвейн в парке. Может быть, и не следовало, я вообще была достаточно чувствительна к алкоголю, но внутренний жар доставлял огромное удовольствие, и мне нравилось чувствовать себя такой свободной.

- Эй! – позвал меня Глеб, выскальзывая из гаража. – Ну куда ты в сугроб? Наберешь полные сапоги снега.

- Ну и что? – фыркнула я. – Можно подумать, от этого умирают!

В любом другом состоянии я бы сказала, что от этого таки умирают, потому что можно простыть и заработать воспаление легких, но сегодня решила: плевать! Можно хотя бы один вечер побыть по-настоящему плохой девочкой, расслабиться и насладиться жизнью.

- Пойдем в дом?

- Тут так хорошо, - покачала головой я. – Так снежно!.. Я как будто никогда в жизни не видела столько снега. Только у бабушки, в деревне, но это было сто лет назад.

- Ты не похожа на столетнюю, Катя, - хмыкнул Глеб.

- Это я тебя заколдовала, - подмигнула я ему. – На самом деле я – старая ведьма, которая специализируется на приворотах и решила тебя соблазнить. Втерлась в доверие, замаскировавшись под юную Снегурку, а сейчас собираюсь перевести на свой счет несколько миллионов и умчаться в какое-нибудь далекое Лукоморье.

- Умчимся в Лукоморье вместе, - хмыкнул Глеб.

- В каком статусе? Ты не тянешь на Иванушку-дурачка в компанию к бабе Яге. И на Кощея Бессмертного тоже, ни капли.

- Буду твоим котом, - пожал плечами Исаев.

Он, наверное, глинтвейн не пил, потому что смотрел на меня ясными, полными сознания глазами. А мне хотелось хохотать и веселиться.

Решив отдаться сегодня своим желаниям, я наклонилась и набрала полные руки снега. Не стала лепить из него снежок, просто подбросила в воздух, и искристые снежинки осыпали Глеба с ног до головы, оставляя свои белые следы на его темном пальто.

В какое-то мгновение мне показалось это неуместным, но Исаев вдруг задорно рассмеялся и тоже набрал полные руки снега. Перчатки с его рук соскользнули куда-то в сугроб, но Глеб не придал тому ни малейшего значения и даже не попытался добыть их. Вместо этого осыпал нас вихрем снежинок, и теперь мы расхохотались уже вдвоем, запрокидывая голову и позволяя снегу путаться в волосах.

Моя шапка улетела следом за перчатками, и я решила вдохновиться примером Исаева – просто оставила ее там.

Мы закружились в снегу. Здесь можно было чудить и резвиться, как в детстве, не заботясь о том, что кто-то увидит – в отличие от парка, защищал прочный забор. Я забыла и о соседях, и о том, что вообще-то мне двадцать три, а не тринадцать, и нечего внаглую отключать голову. Полы пальто, подхватываемые воздушными потоками, разлетались в сторону и поднимали за собой легкий, пушистый, еще совсем свежий снег.

Наверное, мы сделали уже несколько десятков оборотов, когда у меня наконец-то закружилась голова. Я пошатнулась, пытаясь устоять на ногах, наступила на что-то скользкое и просто провалилась в снег. Глеб упал рядом со мной, и мы затихли на несколько секунд, просто глядя друг другу в глаза.

Пробирал мороз. Я осознала, что лежу в огромном сугробе, а дома, когда все это оттает, с моей одежды будет просто стекать вода, но почему-то нисколечко не прониклась абсурдностью ситуации. Было все так же весело, как и прежде, хотелось расслабиться и получать удовольствие от каждой секунды.

- Я так и не сделала тебе подарок, - прошептала я, рассеянно наблюдая за тем, как изо рта вырывались облачка пара.

- Плевать, - покачал головой Глеб. – Ты – мой лучший подарок. И это самый прекрасный день рождения, который когда-либо был у меня в жизни…

Он протянул руку и осторожно провел большим пальцем по моей щеке, стирая с нее несколько снежинок. Потом, словно наконец-то пришел в чувство, выбрался из сугроба и подал мне руку, помогая встать.

- Давай, а то замерзнешь, еще придется тебе лечить. Вот это точно будет не самый хороший подарок на день рождения.

- Тебе и так придется меня отогревать, - хмыкнула я.

- Отогревать любимую приятно. А вот наблюдать за тем, как она пытается схлопотать себе воспаление легких, не очень.

Сознание зацепилось за это «любимая», и корабль моего здравого смысла окончательно сел на мель, отказываясь плыть дальше и сопровождать меня в дом. Вместе с ним снаружи остались и осторожность, и огромный набор моих подозрений по поводу Глеба. Я чувствовала себя легкой, свободной и совершенно потерявшей голову идиоткой, которая не осознавала ни возможных проблем, ни последствий от них, а просто плыла по течению и шла туда, куда ведут.

Мы ввалились в дом все в снегу. Внутри было тепло, и я подозревала, что с пальто скоро натечет на пол немаленькая такая лужица.

Я попыталась стянуть с себя сапоги, но ухватиться замерзшими пальцами за язычок от молнии никак не удавалось. В итоге – только провела несколько раз ладонями по снегу, налипшему на носках обуви, а избавиться от нее не смогла.

- Иди сюда, помогу, - усмехнувшись, протянул Глеб.

Он уже сбросил свои туфли и пальто, и теперь под вешалкой образовывалась маленькая лужица из воды.

Я тоже стянула свою верхнюю одежду, повесила ее на деревянные плечики и застыла, дожидаясь помощи от Глеба. Растирала пальцы, надеясь, что сумею вовремя их отогреть и справиться хотя бы с одним сапогом.

- Я же говорил, замерзнешь, - усмехнулся Глеб.

Его пальцы уверенно сжали язычок от молнии и потянули вниз. Я вздрогнула от резкого звука; Исаев осторожно освободил одну мою ногу от плена ледяного сапога и взялся за другую.

Обувь он отбросил в сторону, поднялся. Его ладони скользнули по моим ногам, по ткани платья и легли на талию; Глеб рывком притянул меня к себе, прижался лбом к моему лбу и внимательно смотрел в глаза, словно пытался там что-то разглядеть. Я не знала, что именно, но невольно задержала дыхание, чувствуя, что сейчас просто утону. Провалюсь в его взгляде, потеряюсь и больше никогда не смогу найти дорогу обратно.