Инесса Клюшина - Работа над ошибками (СИ)
Роберту здесь были очень рады — в коридор то и дело подходили люди, чтобы поздороваться с ним. Меня тоже не оставили без внимания. Какая-то женщина в длинном темном платье до пола помогла снять куртку, самолично повесила ее в большой шкаф-купе, где уже висело несколько курток. Я незаметно покачала головой. Организация-то какая…
— Она с Сережей в кабинете, — тихо сказала женщина Роберту.
— Сейчас руки помою и пойду посмотрю.
Из машины Роберт захватил сумку, где, как я подозревала, лежал фонендоскоп и другие нужные ему вещи.
— Пойдем, оставлю тебя в надежном месте, — шепнул мне Роберт и взял за руку, уверенно открывая деревянную дверь слева от шкафа-купе.
Мы оказались в просторной комнате, вся мебель которой состояла из огромного количества кресел и диванов, нескольких столиков — и огромного плоского телевизора на стене. «А здесь у нас мультики показывают», — хмыкаю я про себя.
В комнате находились несколько человек, каждый из которых или радостно кивнул Роберту, или поздоровался с ним, или вовсе подошел и обменялся с Робертом парой фраз. Роберта здесь любили и уважали — это было видно невооруженным глазом, и уважение не было показным. Сам Роберт кивал, здоровался, шутил и улыбался.
Он подвел меня к креслу около большого окна.
— Посиди здесь, Вероника. Минут двадцать, хорошо?
— Ладно.
— Может, лимонада? Я сама его делаю, — вклинилась в разговор женщина, открывшая нам с Робертом дверь.
— Нет, благодарю.
Роберт и женщина ушли, а я с интересом огляделась по сторонам. Чтобы снять подобную квартирку, нужны немаленькие деньги. Откуда они у бедных пастырей?
Рядом со мной небольшой журнальный столик, на котором рассыпано множество ярких буклетиков. И везде нарисован Иисус в белых одеждах, с кудрявыми коричневыми волосами по плечи. Интересненько…
Чтобы скоротать время, беру один из буклетов и разворачиваю. Что там у нас на повестке дня?
Изложена, в принципе, обычная религиозная доктрина. Иисус умер за наши грехи на кресте, и мы все спасены, и все наши грехи прощены.
Улыбаюсь как можно незаметнее. Я же тоже читала Новый Завет, и самым что ни на есть внимательным образом. И такой большущий акцент на то, что Иисус все сделал за тебя, изложенный на десяти страницах буклета, меня чрезвычайно смущает. Это что за потребительство такое? Все, Иисус за тебя пострадал, иди и греши дальше, что ли? Получается, что так.
Второй буклет. Однажды в Америке Джозеф Смит раскопал золотые пластины, на которых было написано…
Нет, увольте.
Неужели Роберт искренне верит в это?
Кладу буклеты на место и не помышляю заглянуть в другие. Вместо того устраиваюсь поудобнее в кресле и готовлюсь: Роберт, скорее всего, задержится.
В углу комнаты сидят на диване две молоденькие девушки в длинных темных юбках. Они раскладывают какие-то бумажки по кучкам, обмениваясь иногда фразами на английском.
Одна девочка пухленькая и рыжеволосая, так похожая на мою Кристину, только постарше, а вторая — идеал американской красоты. Блондинка с ярко-голубыми глазами, стройная, с большой грудью, которую не очень хорошо скрывает просторный свитер, и с ярко- белыми зубами — эту кипельно белую полоску я вижу, когда она открывает рот. А ты, красавица, чего здесь позабыла?
Блондинка замечает, что я наблюдаю за ней. Улыбается во всю ширь красивого ротика и встает со своего места. Рыжеволосая, немного помедлив, встает следом. Обе девушки подходят и присаживаются напротив меня на диване.
— Ви первый раз здэсь? — говорит блондинка, очаровательно коверкая русскую речь своим английским акцентом.
— Да, — коротко отвечаю я. Игнорировать девчонок невежливо.
— Ми би хотели поговорить с вами о Боге, — продолжает блондинка, — я- сестра Эштон, а это — сестра Маклин…
— Говорите, — кто обещал, что ко мне не пристанут?
— Ви верит в Христа? — это уже рыженькая. Блондинка чуть морщит свой классический носик: она, видно, знает русский лучше рыжей.
— Да.
— Ми би рады били би видеть вас часто, чтобы рассказывать о Книга Мормона, — улыбка рыжей девушки. К сожалению, она не красит ее так, как красит улыбка блондинку, хотя, кажется, этот прием рыженькая переняла у нее.
— Я пришла с Робертом. Только и всего, — отвечаю как можно более равнодушно. Кажется, девочки из моих двух фраз поняли не все, поэтому начинают задавать вопросы и что-то мне рассказывать на плохом русском.
Я смотрю на них недоверчиво и раздраженно, но мормонки словно не видят этого. Продолжают повествовать об Иисусе, причем очень медленно и с остановками, чтобы подобрать нужные слова на русском. Блондинка говорит быстрее, но рыженькая вообще теряется.
Лучше бы рассказали, думаю я внезапно, как можно с достоинством перенести все испытания, полученные от Господа, и как перенести все счастье, отпущенное от него же. Не возгордиться и сделаться равнодушным к чужой боли, так что даже чеховский человек с молоточком не пробьется через бетонные стены счастья. Не озлобиться и не сломаться, не опустить руки, а идти дальше и дальше, по твоему пути, который другой никогда не сможет повторить? И хочется открыть рот и задать этим двум наивным американским девочкам жестокий Стасовский вопрос: «Ты зачем мне это все рассказываешь? Какова твоя цель?»
Накатывает усталость. Как обычно.
Я не произношу ни звука. Они не просто не поймут — не услышат мой вопрос. Потому что этому не научить, а можно только самому испытать на себе, и методом проб и ошибок выбраться из глубокой затягивающей воронки. Этому учит жизнь; дают советы умные книги, проверенные временем, а еще — сильные духом люди, но никак не юные девочки и мальчики из Америки, у которых и молоко на губах не обсохло. Мне — то что они могут сказать нового о Боге, кроме того, что написано в Библии — и что я могу прочитать сама? А анализировать я умею и намного лучше.
— Вы из Америки? — перебиваю их скудное повествование нелогичным вопросом.
— Да-а, — отвечает блондинка, — из штата Юта…
Что и требовалось доказать. Дали детям основные положения религии, вот они стараются со всем своим юношеским задором.
С одной стороны, хорошо. Занимаются общественно полезным делом, русскую тетку наставляют на путь истинный. Уж лучше, чем моя Лена…
Настроение портится безвозвратно.
— Девочки, можно, я посижу в тишине? Голова болит, — говорю резко. Американки переглядываются.
— Таблетку дать? — спрашивает рыженькая. Знакома с головной болью, видимо, не понаслышке.
— Мне нужна тишина. Тихо, — и прикладываю палец к губам.
