Татьяна Алюшина - Я подарю тебе любовь
Где-то через год пьяный вдрызг Федька попер к магазину через дорогу, вывалившись прямо под колеса летевшего автомобиля.
На похоронах мать Федькина голосила на Верку:
— Знать тебя не желаю и ублюдка твоего видеть не хочу! Ты Федьку убила, не женился б на тебе, живой бы остался!
А отец Федькин с женой Верку жить в квартире оставили, все равно с жильем этим ничего не сделаешь, пока не снесут дом. Но знаться и общаться с ней отказались: «Ты нам чужая, и сын твой чужой, может, мать и права, нагулянный, и к нам соваться не смей!»
А Верка как начала поминать мужа безвременно погибшего, так с новыми кавалерами, посыпавшимися на ее хату, где всегда можно бухнуть, и поминала.
Родители приезжали, пытались увезти дочь непутевую в деревню подальше от пьянки, да какое там! Послала матерно, да ее тогдашний хахаль деньги у отца отобрал, а самого с лестницы спустил.
Когда Васеньке исполнилось семь лет и бабушка отдала его в деревенскую школу, Верка про него «вспомнила».
Надоумил кто-то из собутыльников в пьяном поиске бабла на продолжение «банкета»:
— Верк, ты ж вдова!
— Вдова, — затягиваясь сигаретой, закивала пьяной головой.
— Так у тебя ж и пацан есть?
— Какой пацан? — удивилась.
— Так сын, ты ж говорила!
— А, сын есть.
— Так тебе ж деньги положены, как вдове и матери-одиночке!
— Да? Надо пойти забрать!
— Не-е, — копошилась какая-то мысль в пропитых мозгах, — тебе так не отдадут, надо пацана предъявить!
Сопровождаемая другом очередным, протрезвевшая слегка по такому случаю Верка явилась в родительский дом с предъявой на свои материнские права. Мать отказывалась отдать Ваську, отец, полгода назад слегший в постель с тяжелой болезнью, ничем жене помочь не мог. Васька рыдал навзрыд, перепуганный до смерти. Тетку не знал, видеть не видел, а что она приезжала, когда ему и двух лет не было, разумеется, не помнил и дядьку страшного, с ней пришедшего, перепугался.
Ваську они забрали, а что с ним делать дальше, не знали. Нет, ума хватило и «предъявить» ребенка, где требуется, и денежное пособие оформить, но его ж, оказывается, кормить надо и в школу какую определить, да еще одевать!
Это надо было запить, с барышей-то новых, дармовых!
Васька прятался в квартире и на лестнице подъездной, сердобольные соседи подкармливали, иногда брали к себе ночевать.
Первый раз Ваську избил Веркин хахаль, когда тот зашел на кухню и попросил попить водички. От удара ногой он отлетел в коридор, стукнулся головой о стену и затих. Урод не поленился, подошел, саданул пару раз ногой лежавшего мальчишку
— Да брось ты его, на что он тебе сдался? — позвала Верка из кухни. — Налито же!
Василий, когда очухался, отполз в ванную комнату, там и пролежал до утра. Утром хотел убежать к бабушке, но Верка его не выпустила, вспомнила с бодунища, что на него деньги получает.
Маленький, перепуганный насмерть, он не понимал, что в его жизни сделалось и почему, и как он оказался у этих чужих, грязных, воняющих, страшных людей, и куда теперь от них прятаться.
Но он был очень умным мальчиком. Никто и не догадывался, какой он умный, даже бабушка.
Васька сбежал. Пришел к соседям, спросил, как ему добраться до бабушкиной деревни, толково объяснил, что жил с бабушкой всегда и в школу ходил и бабушка с дедушкой никогда не пьют, попросил денег.
Денег ему дали и даже до электрички довезли и посадили, а на станции Васька сел в автобус, соврав кондуктору, что разминулся с мамой и видел, как она его искала в отъехавшем раньше автобусе.
Добрался.
Бабушка, когда его увидела, как начала плакать, так сутки и плакала. Три месяца у Васьки снова была хорошая жизнь! Он ходил в школу, дома за бабушкой хвостиком, не отлепляясь, боялся, что опять ее потеряет. А еще ему снились кошмары, каждую ночь.
Через три месяца умер дедушка.
И приехала та страшная женщина, которая почему-то называла себя его мамой, и забрала его. А бабушка ничего не могла сделать, у нее болели ноги, она тяжело ходила и не смогла отбить внука у Верки и ее нового дружка.
Васька на долгих четыре месяца попал в ад! Он научился прятаться и не попадаться на глаза, воровать остатки еды, попрошайничать, сначала усоседей, потом и на улице, вовремя распознавал, когда надо убегать. Но он был маленьким и не всегда успевал заметить, как в пропитых мозгах что-то переклинивало. Его били и Верка, и ее гости.
Скорее всего, убили бы.
Но однажды, когда пьяный урод, поймав, стал его колотить, Васька первый раз начал орать. Да так, что вызванный соседями наряд милиции приехал через семь минут.
Милицию к Верке вызывали регулярно. Но милиционеры особо не усердствовали: не наездишься через день пьянь угомонять, и Ваську, вечно прятавшегося, никогда не видели, а соцзащита так и вовсе здесь не появлялась.
А тут соседи позвонили в 02, перепуганные:
— Там ребенка убивают! Он так кричит!
Милиционеры ворвались в дверь, в которой давным-давно не было замка, в разгар «воспитательного» процесса. Васька весь в крови, у скота пьяного что-то замкнуло в голове, он его колотит, как грушу, а Верка поддает сбоку сыну ладонью и требует заткнуться. Такую вот картину застали представители власти. А с ними и соседи, ставшие тут же понятыми.
Ваську отправили сначала в больницу, а из нее в детский приемник-распределитель. Верку посадили на полгода в тюрьму и лишили родительских прав.
Васька умудрился сбежать и добраться к бабушке, куда через неделю явились представители социальной службы и вернули его в приемник.
Бабушке в опекунстве над внуком отказали из-за возраста и болезни, как она ни упрашивала. Никаким иным родственникам Васька нужен не был, и попал он в детский дом.
Детский дом неплохой, но там свои порядки и законы. Ваське эти законы и порядки не подходили. Он не понимал, почему ему нельзя жить с бабушкой, ходить в свою школу, кормить кур, пропалывать грядки, плавать в речке, бегать по деревне с другими пацанами и ничего не бояться.
И он сбежал. Без особого труда и приключений умный ребенок добрался до единственного родного человека. А бабушка проплакала всю ночь, а на следующее утро сама отвезла его обратно в детский дом.
— Я, Васенька, не смогу тебя поднять, — объясняла она ему. — Заболела, видишь, ноги не ходят. А здесь ты присмотрен, накормлен, одет-обут и учиться будешь. А меня Люда к себе заберет.
Людой была старшая сестра Верки и Васькина родная тетка, которая жила в Волгограде, и он ее никогда не видел.
— Я буду тебе письма писать, посылки посылать, Васечка, — плакала бабушка.
Он ее отпустил и попрощался. Но про себя решил, что его предали.
