Наталья Калинина - Загадка старого альбома
Плакала она не только потому, что ее растрогала рассказанная история, которая напоминала хорошо написанную драму, но и потому, что отчасти сравнивала себя с Дианой. Ей, Алевтине, тоже не суждено насладиться хмельным медом счастья от разделенной любви, не согреваться ночами, прижимаясь спиной к голой мужской груди и чувствуя на щеке сонное дыхание любимого. Но не потому, что в этом повинно проклятие, а просто потому, что у нее… не складывалось. Единственная любовь – Илья Шахов – никогда бы не ответил ей взаимностью. Аля это понимала, но ночью, лежа без сна, перебирала в памяти, будто четки, эпизоды семилетней давности, накладывала их на воспоминания последних дней и получала выпуклую картину-коллаж, которая, однако, давала лишь один ответ: не быть им вместе с Ильей. И не только потому, что парень не обратит внимания на такую невзрачную, как моль, девушку. Но и потому, что Аля понимала: они с Ильей – слишком разные, чтобы быть вместе. Воспоминания семилетней давности были наполнены переживаниями, романтичным драматизмом, идеализацией образа. Последние же – рассудительностью, практичностью. Будто смотрела Алевтина на это в разных очках – с розовыми и простыми, не искажающими картину, стеклами. Нет, Илье не подходит «домашняя курочка», а ей не нужен «парень-бродяга». Домашней Але и требуется такой же домашний мужчина, который восхищался бы ее стряпней, за ужином расспрашивал о выходках школьных хулиганов, вечера бы проводил с Алей за просмотрами старых фильмов, а на ночь переодевался бы в байковую пижаму.
Но Илья, Илья… Все так же божественно хорош собой! Остаток ночи Аля провела, думая уже не о Диане и ее непростой судьбе, а об Илье. Но думала о нем уже без трепета, волнения и слез.
В школу Аля пришла невыспавшаяся, но с удивительно ясной головой. Сняла пальто, повесила его на трехногую напольную вешалку, и тут в учительской зазвонил телефон. Аля вздрогнула от неожиданности, немного поколебалась, стоит ли брать трубку, и в итоге, рассудив, что это может быть кто-то из учителей, сняла трубку.
Вначале она услышала знакомый треск. По спине прошла волна влажного холодка: девушке показалось, будто она вернулась в ночной кошмар, который вдруг стал явью и перенесся из их дома в школу.
– Алло? – повторила Аля и зачем-то подула в трубку, будто пытаясь таким образом устранить помехи и наладить связь.
– Аленька? – услышала она мужской голос, который показался ей знакомым. Голос звучал приглушенно, будто издалека, продираясь сквозь помехи.
– Да, это я, – растерянно ответила девушка и наморщила лоб, гадая, кто может звонить. Физрук?
– Павел…ич, Аля… Почтовый ящик… сломан… возьмите то… найдете, – различила она сквозь треск несколько слов.
– Что, простите?.. – непонимающе переспросила Аля, но в трубке уже вновь раздался сильный треск, который резко оборвался короткими гудками.
Девушка непонимающе уставилась на телефон, затем пожала плечами и положила трубку. Звонок был слишком странным и походил на чей-то розыгрыш. Павел Иванович? Но откуда ему известен телефон Алиной работы? Впрочем, зная, где работает девушка, он мог найти номер в справочнике. Только вот просьба его выглядела очень странно.
Весь день Аля думала об этом звонке. Поначалу удивлялась, потом уже склонна была думать, что странный разговор являлся частью приснившегося кошмара. Может быть, она задремала на минуту в учительской и последующее ей лишь приснилось?
Однако, вернувшись домой и войдя в подъезд, Аля замерла возле почтовых ящиков. Дырочки ящика Павла Ивановича не зияли чернотой, а манили белым, что означало, что в ящике что-то лежало. Оглянувшись по сторонам, словно проверяя, не застанут ли ее за таким неприличным занятием, как лазание по чужим ящикам, Аля открыла металлическую дверцу, которая и в самом деле поддалась легко, и обнаружила записку на половинке тетрадного листка.
«Павел Иванович, вы опять забыли в подъезде ваш саквояж! Он находится у меня в квартире, будьте любезны его забрать. Зинаида Львовна».
Какой еще саквояж?..
С запиской в руках Аля приехала на свой этаж, позвонила в дверь Павла Ивановича. Но так как ей никто не открыл, поднялась на этаж выше и позвонила в дверь Зинаиды Львовны.
– А почему он сам не придет? – подозрительно спросила соседка, рассматривая предъявленную Алей записку с таким пристрастием, будто подо-зревая, что написана она чужой рукой.
– Павел Иванович в больнице, – как-то вдруг сама собой придумалась отговорка. – Ничего страшного, но какое-то время ему придется там побыть. Он позвонил мне с этой маленькой просьбой – найти его саквояж.
– Значит, в больнице… – протянула Зинаида Львовна, сменив подозрение, явно читавшееся на ее лице, на сочувственную мину. – То-то я давно его не вижу. А саквояж я сейчас тебе вынесу! Уже больше месяца у меня стоит, и никто за ним не приходит! Я уж спускалась к Павлу Ивановичу неоднократно, звонила, но мне никто не открывал. А чемодан-то стоит, место занимает. Вот так и делай доброе дело.
Высказав свое возмущение, Зинаида Львовна ушла в глубь квартиры, но вскоре вернулась с небольшим портфелем в руках.
– Вот, забирай. Только, если что, я с себя ответственность снимаю! Если Павел Иванович предъявит мне претензии, то я так и скажу, что ты настояла на том, чтобы я отдала саквояж тебе.
Аля не обиделась на подозрительную соседку. Взяв в руки портфель из вытертой коричневой кожи, старый и деформированный, она вдруг испытала необъяснимую радость. «Возьмите то, что найдете», – вспомнились ей слова, полууслышанные-полуугаданные сегодня утром. И Аля вдруг поняла, что имелось в виду содержимое этого портфеля.
Торопливо спустившись к себе, она вошла в квартиру, проследовала на кухню и водрузила портфель на обеденный стол. Помедлила, прежде чем открыть замок-защелку, преодолевая внутренние сомнения: то, что она собиралась предпринять – исследовать содержимое чужого портфеля, – казалось ей глубоко безнравственным. Но, с другой стороны, Аля чувствовала, что ей нужно это сделать.
Внутри портфеля оказалась толстая книга. Девушка осторожно вытащила ее, открыла первую страницу и удивленно ахнула: книга оказалась старым фотоальбомом.
Даже не переодевшись и не попив чаю, Алевтина сунула альбом под мышку и вновь вышла из квартиры. Спустившись на один этаж, она позвонила в дверь Дианы, всей душой желая, чтобы соседка оказалась дома.
– …Я позвонила Илье, – сказала Алевтина, наблюдая за тем, как Диана ногтем пытается отколупать приклеенный уголок одной из фотографий.
Девушки расположились в салоне, среди африканских масок, амулетов и космических картин. Только теперь такой антураж не вызывал восхищения и любопытства. Все внимание приковывал к себе старый альбом, торжественно возложенный на стеклянный столик.
