Галина Артемьева - Пуговица
Она спала долго, а проснувшись, не сразу вспомнила о своей боли. В этом небольшом промежутке времени между ощущением утреннего счастья и воспоминанием о произошедшем минувшей ночью таилось обещание: когда-нибудь чувство горечи рассосется совсем, исчезнет… Когда-нибудь потухнет этот костер ужаса… Только бы перетерпеть… Суметь дождаться…
Муж еще не звонил. Конечно! Бережет ее сон. Знает, что вчера допоздна гуляли девицы-красавицы. Это хорошо.
Рыся кое-как встала, почистила зубы, умылась. Все вокруг дома казалось новым и чужим. Другим. Не таким, как прежде.
Ничего, пройдет. Сейчас бы решить, как поступить, это главное.
Она вздрогнула от телефонного звонка. Глянула на номер: швейцарский. Но не мама и не Денька. Все равно можно отозваться.
Звонила мамина знакомая, Ольга, которая вместе с мужем организовала в горах пансион для детей, отстающих в развитии. Ляля хорошо сдружилась с молодой женщиной, работавшей не покладая рук, с раннего утра до поздней ночи. Рыся тоже любила бывать у Ольги. Юрочка дружил с ее сыновьями. Петр много писал там… Да… Было дело…
— Рысь! Ты скоро ведь прилетишь, да? Мама твоя сказала, — бодро начала Оля.
— Должна была через пару дней… Сейчас тут некие события… Надо бы разобраться…
— Тут понимаешь какое дело, — увлеченно заговорила Ольга, не вслушиваясь в интонации подруги, — у тебя есть шанс хорошо заработать. Ко мне одна знакомая обратилась. А у нее тоже знакомая. И вот эта, которая знакомая знакомой — жутко, нечеловечески богатая. До неприличия. Они где-то тут дом купили, заехали на лето. И у этой, которая олигархичка, возникла идея худеть под руководством наставника. Представь, она о твоем центре слышала. А моя знакомая, нормальная которая, позвонила мне узнать, можно ли тебя к той вызвать… Для индивидуальных занятий… Вот я тебе и звоню. Как думаешь? К ней можно даже с мужем забуриться. Или ездить от вас, там езды около часа. Но сильно вверх. Даже мне страшновато. Она дорогу оплатит. И цену сказала, что какую ты назначишь, такую и даст.
У Рыси, как ночью в мансарде, возникло ощущение, что кто-то слышит ее молитвы и исполняет ее просьбы. Неделю провести вдали от мужа, причем по вполне уважительной причине — это самое то, что сейчас нужно.
— Я полечу завтра, Оль. Билет сегодня поменяю. Мужа не надо. Там работа такая… Один на один. Только знаешь… Я, если правду сказать, страшно устала… Я бы даже хотела сначала дня три где-то не у своих остановиться, а потом к этой даме поехать. Но сначала с силами надо бы собраться. Я, знаешь, давно в Люцерн мечтала съездить. Просто так. Побродить по улочкам. На кораблике покататься. Я сейчас в Интернете отель себе забронирую. С билетом решу… И свяжемся. Только моим туда, к этой клиентке, не надо.
— Да понимаю я все, Рысь! Знаю, что близкие бывают с работой несовместимы. Я Ляле сейчас позвоню и скажу: так, мол, и так… Заработок неприличный подвернулся, грех упускать. Ага?
— Ага, — согласилась Рыся, вздохнув.
Но вздох этот Ольга восприняла по-своему… От работы никуда не денешься… Хочешь не хочешь.
Вот все и решилось. Проще не придумаешь.
Она написала мужу и-мейл. Писать ласковые слова — это совсем не то, что говорить их, глядя в глаза человеку, которого ты считаешь предателем. В письме легче лгать без зазрения совести:
«Дорогой, любимый Петенька! Как жаль писать тебе это! Думала, что на все лето разделалась со своей работой, но тут подвернулся непредвиденный заработок — огромный. Отказаться от него — взять грех на душу. Мы не увидимся дней десять. Юрочка будет счастлив побыть с тобой. Не знаю, как там со связью, — я буду высоко-высоко в горах. Но Интернет наверняка есть… Хотя… Ну, я все подробности еще не знаю. Знаю только одно: лечу завтра. Вещи твои упакованы. Пока, милый. Целую. Скучаю. Ры».
Одно только не смогла она написать: не получилось слово «твоя», которое обычно предшествовало в их переписке имени.
Ничего. Авось не заметит. Главное — смыться.
Он, конечно, будет волноваться, пытаться вызвонить. Пусть волнуется. Пусть думает, что угодно.
Она сейчас должна позаботиться о себе. И только. Вот так — впервые в жизни. О себе. Чтобы дать их союзу хоть какой-то шанс на выживание, ей надо сейчас спасать себя.
Остальное и остальные подождут. Не пропадут. Выживут.
9. Вера, надежда, любовь…
Она поменяла свой билет. Ей удалось заказать номер в роскошном отеле (прежде ни за что не пошла бы на подобные траты, хоть и могла себе это позволить).
Боль временами отступала, а потом снова принималась терзать…
Рыся даже пробежалась по магазинам в надежде отвлечься.
И вот сейчас…
Рыся стоит совсем одна среди всех этих любопытных зевак-туристов. Она смотрит на воду и шепчет ей:
— Раньше была я, и у меня все получалось.
А теперь меня нет.
Потому что то, что сейчас стоит на этом чужом мосту над чужой водой чужого озера, совсем неведомое мне, прежней, существо. Загнанное в тупик и пустое внутри.
И что с ним делать?
Откуда взять надежду на будущую жизнь?
Говорят: надежда умирает последней.
А что происходит с тем, у кого она уже умерла?
Этот вопрос я давно себе задавала. Еще во времена, когда была уверена, что знаю про жизнь и людей все и даже больше.
Мне часто приходилось произносить всякие притчи, пословицы, поговорки. Они помогали.
Удивительное дело: они действительно помогали! Но — другим. Тем, кто обращался ко мне за помощью и верил в мои силы и знания.
А мне не поможет ничто.
Сколько раз я повторяла, что главные ориентиры человеческого бытия Вера, Надежда, Любовь. И мать их — Софья. Мудрость. Софья — значит Мудрость.
Верьте, надейтесь, любите.
И — рассуждайте. Делайте выводы из прошлых побед и ошибок, копите мудрость.
И снизойдет на вас благодать.
Но что делать мне?
Если утрачена вера?
Потом куда-то подевалась любовь.
И не осталось надежды.
А мудрость… Наверное, ее и не было вовсе. Не успела появиться…
Не успела…
Часть III НАТКА
…И засим с колокольной крышиОбъявляю: люблю богатых!За их корень, гнилой и шаткий,С колыбели растящий рану,За растерянную повадкуИз кармана и вновь к карману.За тишайшую просьбу уст их,Исполняемую, как окрик.И за то, что их в рай не впустят,И за то, что в глаза не смотрят… [32]
Крепка, как смерть, любовь… [33]
— Я только дождусь звонка от него. Дождусь его голоса. Чтобы заполнить пустоту и мрак внутри. Пустота и мрак во мне — от него. Но когда я его вижу, мне становится легче. И пусть — в последний раз — я услышу его голос. И сделаю это. Уйду с последними отзвуками его речей. Навсегда. Главное сейчас — ждать. Когда-нибудь звонок прозвучит.
