Даниэла Стил - Вернись, любовь

– Теперь я знаю, что чувствуют бедные маленькие собачки, запертые на целый день в квартирах.

– Иногда я чувствую себя так в своем кабинете.

– Да. – Она укоризненно посмотрела на него. – Но вы можете в любой момент покинуть его.

Казалось, он о чем-то задумался, когда они вернулись в квартиру, но мальчики быстро насели на него, одетые в пижамы, с только что вымытыми головами, и момент был упущен. Изабелла с полчаса наблюдала, как он борется и играет с ними. По-видимому, Корбету нравилось такое времяпрепровождение. Он прекрасно общался с детьми, как, впрочем, и со всеми остальными. И ей было приятно видеть мальчиков с ним. Он был их единственным мужчиной. Наконец на сцене появилась Хэтти и, невзирая на яростные протесты, увела обоих спать.

– Хотите остаться на ужин?

– С удовольствием.

На кухне их ждал жареный цыпленок с отварной кукурузой и растопленным маслом, приготовленный Хэтти.

После ужина они побрели в конец квартиры и устроились в приятном маленьком кабинете Наташи. Изабелла включила музыку, и Корбет удобно вытянул свои длинные ноги.

– Я ужасно рад, что пошел на тот благотворительный вечер на прошлой неделе. А знаете, я чуть было не отказался?

– Почему?

– Я думал, что там будет скучно. – Он засмеялся при мысли об этом, а с ним и Изабелла.

– Ну и как, вам было скучно?

– Вряд ли. И с тех пор ни на мгновение.

– Мне тоже. – Она улыбнулась ему и слегка удивилась, когда он взял ее за руку.

– Я рад. Мне очень жаль, что вам пришлось пережить такое. Если бы я мог все изменить. – Но он не мог, и он понимал это. Пока не мог.

– Жизнь иногда бывает нелегкой, но, как вы сказали, мы всегда выживаем.

– Некоторые выживают, другие – нет. Но вы из тех, кто выживает. Так же как и я.

Она кивнула, соглашаясь.

– Думаю, меня этому научил мой дедушка. Что бы ни случалось, какие бы невзгоды ни сваливались на него, он поднимался и сразу же делал что-то еще лучше. Иногда ему требовалось какое-то время, чтобы собраться с духом, но ему всегда удавалось сделать что-то эффектное. Я восхищаюсь этим.

– Вы очень похожи на него, – сказал он, и она улыбнулась в знак благодарности. – Почему он в конце концов продал свое дело?

– Ему было восемьдесят три года, он устал и был стар. Моя бабушка умерла, а мою мать совершенно не интересовала эта работа. Оставалась только я. Но я была слишком молода. Тогда я не могла управлять домом мод Пареля. Хотя теперь я могла бы. Иногда я мечтаю вновь выкупить его и объединить с «Сан-Грегорио».

– Почему вы этого не сделали?

– Амадео и Бернардо всегда считали, что в этом нет смысла.

– Неужели? А для вас?

– Возможно. Я еще окончательно не решила, но не исключаю такой возможности.

– Тогда когда-нибудь вы купите его.

– Может быть. В одном я уверена: я никогда не продам то, что имею. – Она имела в виду «Сан-Грегорио».

– А разве так ставился вопрос? – спросил он и отвел глаза.

– Мой директор, Бернардо Франко, старается подтолкнуть меня к этому. Он ужасный глупец. Я никогда не продам.

Корбет понимающе кивнул.

– Я думаю, вам не следует этого делать.

– В один прекрасный день это дело будет принадлежать Алессандро. Я обязана передать его ему.

Корбет снова кивнул, и разговор перешел на другие темы. Они заговорили о музыке и путешествиях, о местах, где они жили в детстве, и почему у Корбета не было детей.

– Я боялся, что у меня не будет времени даже на одного.

– А ваша жена?

– Я на самом деле не уверен, что ей хотелось иметь детей. Во всяком случае, она соглашалась со мной, и у нас их так и не было, а теперь уже немного поздновато.

– В сорок два? Не говорите ерунду. В Италии у мужчин намного старше вас все время рождаются дети.

– Тогда я выбегу на улицу и немедленно заведу одного. Что же мне делать? Дать объявление в газету?

Изабелла тихо засмеялась с противоположного конца маленького дивана.

– Я не думаю, что вам следует прибегать к таким решительным мерам.

Он мягко улыбнулся:

– Может быть, и нет.

А затем, даже не понимая, как это случилось, она увидела, как он придвинулся ближе, положил руки ей на плечи. Она почувствовала, как плывет в его объятия. Вдали играла музыка, грохоча в ее ушах, когда Корбет поцеловал ее, и она прижалась к нему, как к спасательному плоту в сильном прибое. Он нежно поцеловал ее, и она почувствовала, как все ее тело тянется к нему, пока она не оторвалась от него, слегка пошатываясь.

– Корбет! Нет! – Она удивилась самой себе, но ее быстро успокоил взгляд его глаз. В них было выражение нежной любви человека, которому она доверяла, с которым она чувствовала себя в полной безопасности. – Как это произошло? – Ее глаза затуманились слезами смущения, а возможно, и некоторой радости.

– Ну что ж, посмотрим'. Я скользнул по дивану сюда, затем положил руку сюда... – Он добродушно смеялся над ней, и ей ничего не оставалось, как тоже засмеяться.

– Это было ужасно, тебе не следовало этого делать, Амадео... – Она неожиданно осеклась. Здесь не было Амадео. На глаза тотчас навернулись слезы. Но он снова обнял ее и крепко прижал к себе, а она плакала.

– Нет, Изабелла, не надо. Не оглядывайтесь назад, дорогая. Думайте о том, что я сказал вам: боль не останется навечно. Это нечто совсем, совсем новое.

Но он был рад, что после смерти Амадео прошло почти восемь месяцев. И этого было достаточно для того, чтобы она была готова по крайней мере подумать о ком-то еще.

– Но я не должна была, Корбет. – Она медленно отстранилась от него. – Я не могу.

– Почему? Если вы этого не хотите, мы больше никогда даже не заговорим об этом.

– Не в этом дело, вы мне нравитесь...

– Может быть, еще слишком рано? Не будем спешить. Обещаю. Я хочу, чтобы вы больше не были несчастны.

Тогда она нежно улыбнулась:

– Это – прекрасный сон. Ничто не вечно, помните? Ничто – ни хорошее, ни плохое.

– Да, но кое-что длится очень долго. Мне бы очень хотелось, чтобы так было с вами.

Не зная, почему говорит это, она неожиданно для себя произнесла:

– Мне тоже.

Он улыбнулся ей. Они пили бренди, слушали музыку и сидели на полу, как дети. С ним было легко, и она была счастлива, но ей стало еще радостнее, когда он снова поцеловал ее. На этот раз она не возражала, и ей не хотелось, чтобы он останавливался. Наконец он взглянул на часы, нежно посмотрел на нее и встал.

– Дорогая, думаю мне пора домой.

– Так рано! Наверное, еще нет и десяти. Он покачал головой.

– Уже почти половина второго, и если я сейчас же не уберусь отсюда, то нападу на вас.

– Изнасилуете? – весело спросила Изабелла. Она уже взяла себя в руки.

– Мы могли бы начать с этого. В этом есть своя прелесть, вам не кажется? – Он лукаво прищурился, и она засмеялась.