Измена. Неверное решение - Лила Каттен
– Простите.
– Все в порядке.
– Так значит, – не хватает смелости произнести слова до конца.
– Значит, что? Я недоговорила. Сейчас вы отдохнете четыре дня, и мы закрепим результат химиотерапией иного вида.
– Но вы сказали…
– Я сказала, что лучевая не дала тот самый окончательный результат, на котором мы бы остановились. Поэтому мы посовещались с коллегами и решили, что будет лучше провести адъювантную химиотерапию с циклом ввода препарата один-два.
– Ч-что это значит?
– Три дня мы вводим препарат. Затем две недели вы остаетесь дома. Затем повторяем. Понимаете, Варя, не все раковые клетки были уничтожены. Это необходимо.
Голова закружилась от этих слов и сложных предложений.
– Ну… – облизала сухие губы, – вряд ли я выберу смерть. Поэтому давайте.
– Тогда поговорим немного о правилах питания, режиме, и прочем.
Когда мы закончили я, наконец, осталась одна, расплакалась.
Так хочется кричать. Сжать кулаки и выплеснуть ярость, скопившуюся внутри, а сил хватает только, чтобы реветь в подушку завывая.
Плевать на волосы, на зубы, на все плевать… Я жить хочу, а она берет и ставит палки в колеса. Отнимает у меня силы и заставляется согнуть колени, упасть…
– Ни за что, – говорю вслух, оглушающей до боли в ушах, тишине. – Черт бы вас всех побрал… Вот увидите…
Начало июня
Нина
Она выглядит такой худой. Такой бледной и нездоровой, что я с трудом заставляю себя не отводить глаза.
Но сегодня не день скорби или грусти.
Это праздник.
Это день счастья.
Перед нами не сломанная женщина. Перед нами сильная женщина. Сильней которой я никогда не встречала, и вряд ли, когда встречу.
Эта женщина отказалась сдаваться. И прошла ад… Я даже не знаю, когда на самом деле этот ад пожирать ее начал. Возможно, задолго до диагноза, поставленного врачами.
Она говорит мне спасибо, говорит, что восхищается моей силой, когда, в свою очередь, я не могу смотреть на нее иначе. Не могу не ставить ее на пьедестал человечности и силы.
Слава обнимает меня за плечи и целует в висок шепча:
– Я положил платок в твой пиджак.
– Спасибо.
Тут же вытаскиваю его и отвернувшись стираю слезы.
Конечно, я плачу. Но это слезы радости, гордости, силы.
Антон не отходит от своей мамы ни на шаг, пока Слава готовит что-то на гриле, что мы купили для этого праздника жизни.
Мы приехали утром и все это время сын, скучавший по матери, не может перестать показывать, что она сражалась не зря.
– Ма-ма-ма-ма… – повторяет Маша, которая бегает по вымощенному плиткой двору с игрушкой в руках и в ходунках. Нам пришлось взять и их с собой, так как решили провести время на улице, а ей не терпелось поползать по траве или счесать коленки.
– Что моя девочка?
Она показывает на бутылочку и я, напоив ее водичкой снова отпускаю «в путь».
Поднимаю глаза, и мы с Варей сталкиваемся взглядом в тот момент, когда Антон отрывается от нее и подходит к моей дочери.
Она улыбается мне, а я делаю в ответ то же самое.
Мне страшно возвращаться даже мысленно в последний месяц химиотерапии.
Когда Варя сказала, что ей будет необходимо провести еще несколько недель на препаратах, потому что ничего не вышло как надо, я впала в состояние схожем с депрессией. Я приехала к ней после того, как она получила первую ударную дозу химиотерапии. Я не могла оставаться в городе, это поедало меня.
Мы за те сутки, что я была у нее, не сказали почти ничего друг другу. В основном молчали и слабо улыбались.
Я не знаю, почему прониклась судьбой этой женщины напротив. Не знаю, почему в принципе судьба столкнула нас с ней. Но мы здесь. Дышим, чувствуем, улыбаемся… плачем…
Варя очень слаба, ее иммунитет практически уничтожен. Постриженную налысо голову она прячет под красивой косынкой, а брови мы накрасили карандашом, но я все смотрю за тем, как ее грудная клетка двигается в такт дыханию и радуюсь.
Мы останемся тут еще на несколько дней. У Антона день рождения и, конечно, мы не уедем, не отпраздновав его.
К тому же приедут и мои родители и родители Славы.
Мы познакомили Антона с бабушкой и дедушкой примерно через неделю после того, как он окончательно остался у нас.
И я не удивилась, когда они хорошо приняли внука.
Они были им очарованы. А кто бы остался равнодушен, ведь он замечательный мальчик.
Это будет праздник десятилетия ребенка, который обязан был родиться тогда, и который в итоге соединил всех нас в этом дне.
Я не думаю о прошлом. Потому что… это так утомляет. Это отнимает много сил, которые нужны мне в моем настоящем. Ведь как показывает жизнь, настоящее может быть полным штилем и радовать редкой волной. А может, сносить штормом, безвозвратно разрушая тебя до основания.
Я не согласна на разрушение. Я выбрала путь, который подходит мне и моей семье идеально.
Варя
Оно стоило того.
Эти объятия и нежные признания о том, как сильно меня любит единственный родной человек на свете.
Я совершала ошибки в жизни. Наверное, их было много. Но мой сын, не одна из них.
Он и есть мой ангел-хранитель. Мое чудо и мой свет, на который я шла так долго и наконец-то вышла из проклятой тьмы.
Ремиссия.
Врачи не знают, как долго она будет длиться. Они не дают никаких прогнозов. Они призывают к правильному соблюдению правил жизни после лечения рака и веры…
Вера.
Я всегда верила во что-то. Всегда ставила цели. Была ли жизнь одной из этих целей? Да, конечно.
И я жива.
Это солнечный день. И я не могу поверить, что таких в моей жизни будет еще много… очень много.
– Мам, – сын садится рядом и смотрит снова на мой платок.
– Что, родной?
– А ты… не грустишь?
– Почему я должна грустить?
– Ну… твои волосы, – он скромно опускает голову и смотрит на свои руки. – Их нет и ты другая теперь.
Обнимаю его и целую в макушку.
– Я потеряла волосы, а обрела жизнь. Я не могу грустить. Тем более, это временно.
– Ясно.
– Сказать по секрету?
– Клянусь, никому не расскажу, – шепчет и подставляет ухо.
– Мне немножко все-таки грустно из-за них. Но совсем чуть-чуть.
Он отпрянул и посмотрел на меня.
– Я никому не скажу, честно-честно.
– Спасибо. Ты самый лучший. А что ты хочешь на день рождения?
– Честно?
– Конечно.
– Ничего. Ты рядом, – и эти объятия как самый ценный аргумент от сына, которые он
