Бывший папа. Любовь не лечится - Вероника Лесневская
- Назар… - сипло зовет меня Надя, взволнованно всматриваясь в мое лицо. – Все нормально.
- Нет, милая, ненормально, - коснувшись губами ее щеки, забираю Назарку, чтобы следом за Ангелиной передать его Евгении Климовне.
- Мы пойдем поиграем, - приговаривает она, покачивая на изгибе локтя нашего мальчика и подавая ладонь девочке.
За несколько дней эта посторонняя женщина стала для нас незаменимой и родной. Дети в восторге от нее, а она - по сути, чужой человек - полюбила обоих сильнее и искреннее, чем… кровный дед.
- Зачем ты приехал? – грубо бросаю ему, устраиваясь на углу дивана. Специально сажусь между ним и Надей, чтобы заслонить ее собой. Чувствую легкое прикосновение к своему плечу, ловлю руку жены и сжимаю, впечатав в бедро.
- Я привез вам новость, о которой вы, как оказалось, уже и так в курсе, - осторожно тянет отец и привстает из своего кресла, чтобы взять раскрытую папку со стола.
Он выглядит уставшим и нездоровым, весь помрачнел и осунулся.
Это раскаяние? Не верю!
- Тест ДНК… с Ангелиной, - усмехаюсь, пролистав бумаги. – Мне тебя поздравить, дед, или выразить соболезнования? Придется тебе принять внучку такой, какая она есть, или отречься от сына, – откидываю папку. – Почему ты сделал это именно сейчас?
- Назар, прошу тебя, спокойнее, - нашептывает Надя, пытаясь утихомирить меня. – Ты же ничего не знаешь…
- Я знаю больше, чем хотел бы, - зло цежу сквозь стиснутые зубы, не желая даже видеть отца. Не то что общаться с ним. Однако приходится. – Мне интересно, что побудило тебя спустя два года вернуть нам дочь, которую сам же и украл.
Над ухом раздается ошеломленный вздох, хватка на руке становится крепче, острые ноготочки врезаются в мою ладонь. Надя была права, когда не доверяла свекру и боялась его, но даже для нее это шок.
- Впервые я увидел Ангелину на приеме у тебя в кабинете, - ровным тоном рассказывает он, быстрым движением руки расстегнув пуговицу на вороте джемпера. Если и нервничает, то глубоко внутри. – Я заметил, что она очень похожа на тебя в детстве, Назар, но поначалу отмахнулся от этого. Думал, что показалось. Однако слова Евгении Климовны о дате рождения девочки и о судьбе ее матери заставили меня задуматься. А еще то, как малышка тянулась к тебе. Слишком много совпадений, так что я решил проверить на всякий случай. Взять материал для теста не составило труда, а результат… ты видел, - кивает на смятые документы.
- То есть ты приказал избавиться от нашей дочери, а сам даже не проследил, в какую семью она попадет? – взрываюсь, по-своему трактуя его слова. - Или вообще в детдом? Тебе настолько плевать? – подскакиваю на ноги, несмотря на протесты Нади. – Это из-за диагноза? Не хотелось портить чистоту рода Богдановых? Ты даже не удосужился проверить, подтвердилось ли генетическое заболевание, которое у нас подозревали на скрининге. Ты видел Ангелину, - в сердцах указываю рукой на закрытую дверь детской. – Не подтвердилось! Врачи и генетики ошиблись. Она родилась без критических отклонений, просто слишком слабой. И вот тогда ей нужны были мы, родители! А ты лишил нас возможности растить собственную дочь, развивать и ставить на ноги. Как тебе спалось все эти два года?
Молчит… Даже не пытается оправдаться.
Пока Надя сдавленно плачет в сторонке, прикрыв рот ладонью, он равнодушно смотрит в пол, себе под ноги. Сгорбился, облокотившись о колени и безвольно свесив кисти. Потолочный свет падает так, что мешки под его глазами кажутся тяжелее и темнее, а лицо сплошь испещрено морщинами – самые глубокие борозды пролегли на высоком лбу.
- Присядь, Назар, не нервничай, - холодно произносит. – Как я понимаю, ты все-таки провел расследование в роддоме? - уходит от прямого ответа, будто пропустил мимо ушей целую очередь вопросов, которыми я буквально расстрелял его.
- Да. Ты же поэтому пришел с готовым тестом ДНК? Чтобы отвести от себя подозрения? Однако твой друг-гинеколог указал на тебя, так что не пытайся выкрутиться, - продолжаю давить, подходя ближе и нависая над ним.
- М-гу, пусть так, - кивает задумчиво, так и не подняв на меня взгляд. – Как поступишь теперь?
- Если думаешь, что пожалею, ты ошибаешься, - безжалостно бью словами. – Добьюсь, чтобы вы оба предстали перед судом. Таким циничным людям не место в медицине.
- Понимаю, - невозмутимо соглашается, понурив плечи.
- А я нет, - выплевываю яростно. – Не понимаю, за что ты так поступил с нами? И молчал все это время, хотя видел, как мучилась Надя и как мне было хреново. А ведь все могло сложиться иначе, - заключаю обреченно.
Мне жаль потраченного времени. Больно за жену, за детей. За нас, в конце концов!
- Людям свойственно ошибаться, Назар, - пространно произносит он, будто говорит не о себе. – Нужно уметь прощать.
- Даже не надейся, отец. Предательство не прощают. Ты лишишься самого дорогого, - отступаю, спрятав ладони в карманы брюк. - Категории врача и возможности работать дальше.
- Это не самое дорогое, сын, - тяжело и неторопливо поднимается. Выпрямившись, похлопывает меня по плечу, но я дергаюсь, с отвращением скидывая его руку. - Пусть запоздало и это тебе не нужно, но все же… поздравляю тебя с возвращением дочери и рождением сына. Двое детей, любимая жена… все, как ты мечтал когда-то. Наконец-то вы воссоединились.
- Мы бы и не расставались, если бы не ты. Избавь меня от своего лицемерия, - рычу в его болезненно-серое лицо. – Убирайся и больше никогда не появляйся в нашем доме. У тебя нет внуков. Сына, разумеется, тоже. Надеюсь, теперь ты доволен.
- Я не хотел этого, - хрипло выжимает из себя.
Отворачиваюсь. Жду, когда уйдет и за ним захлопнется дверь.
- Назар, ты уверен?.. – украдкой начинает Надя, собираясь приподняться, но я останавливаю ее жестом ладони. Доброта и милосердие здесь неуместны. Предатель, что звался моим папой, этого не заслуживает.
- Не сейчас, милая, - отрицательно качаю головой, закрываясь от нее. - Я хочу немного побыть один. Иди к детям - Евгении Климовне
