Два к одной, или все прелести одиночества - Алисия Крестовская
— Я ценю в Насте её рассудительность, она… — начинает Максим, но отчим не даёт ему закончить фразу.
— Какая рассудительность?! Это чёртов эгоизм! Она всегда эгоисткой была! Только о себе всю жизнь думала! И сейчас на двух стульях усидеть пытаешься. Не капли благодарности от тебя! Мы тебя приютили, а надо было в детом сдать!
— Надо было! Лучше, чем всегда выслушивать от вас…
— Настя! — взвизгивает мама
— Все эти гадости! Что я вечно не такая, что лучше бы меня мать не рожала! — не выдерживаю я.
— Это всё ты её науськал, да? — вскакивает мама, меча молнии в сторону Оболенцева, который явно на пределе своего спокойного образа. — Ты и эта Юля! Мы никогда тебя ни в чём не упрекали, Настя! Ни я, ни Сашенька! Он тебе собою отца заменил! Заботился о тебе…
— Конечно, заботился. Мы ещё прошлый раз выяснили, что у тебя ранний склероз и ты половины не помнишь, мама! — закатываю я глаза и встаю напротив неё.
— Как ты с матерью разговариваешь!
Отчим вскакивает и делает шаг в мою сторону. Максим мгновенно реагирует и оказывается рядом со мной. Из глаз отчима сыпятся искры и молнии. Мы все стоим и пытаемся испепелить друг друга взглядом.
— Ты… Мелкая Дрянь, — как змей шипит отчим и деает шаг в моюс торону.
— Только попробуй… — предупреждает Максим, отодвигая меня к себе за спину.
— И что будет?
— Увидишь. Обещаю, в кладовке запирать не буду.
Прижимаю бантика к груди. Он его убьёт. Кладу руку Максу на плечо, но он не реагирует. Мужчины смотрят друг-другу в глаза.
— Хах… Ударишь меня? Ну давай.
— Саша, Сашенька успокойся, — скулит маменька, прыгая рядом с мужем.
— Думаешь я тебя боюсь, щенок? — цедит отчим, глядя в глаза Оболенцеву. Мой «папочка» впервые столкнулся с открытым противостоянием, наверное, за очень долгое время.
— Конечно, — улыбается Макс. — Это же не на хрупкой девчонке силу показывать.
— Максим, — шепчу я. — Не надо. Пожалуйста.
— Саша, — мама аккуратно берёт мужа за плечо. — Мы можем найти оценщика независимого и сами. Пусть посмотрит.
Мужчины стоят столкнулись ка кдва барана. Из ноздрей дым во все стороны летит. Кажется, нужен короткий щелчок, чтобы они сцепились. Но этого, к счастью, не происходит. У мамы звонит телефон. Она быстро отвечает на звонок от Ксюшки.
— Да, доченька. Мы у Насти в гостях. Нет. Всё хорошо. Мы уже домой собираемся. Заедем купим. Не переживай…
Ксения, сама того не зная, впервые разряжает обстановку в нашем противостоянии, а не подбливает масла в огонь. Мысленно благодарю сестру, за ее вечные хотелки.
Глава 34
Я сижу на кровати, прижав колени к груди. Наблюдаю, как Максим ходит по комнате и разговаривает с юристом. Я мало понимаю, о чём они говорят. Пытаюсь сосредоточиться на их разговоре, но не могу. Мысли постоянно возвращаются к словам матери: «Ты не понимаешь, что делаешь, Настя. Ты рушишь нашу семью». Вспоминаю злой, просто бешеный взгляд Максима. Если бы не позвонила сестра, он бы точно сцепился с отчимом. А если бы не было Максима? То, что было бы? Дядь Саша снова бы меня ударил? Надавили бы на меня вдвоём и, я бы сдалась? Не знаю. Не хочу думать об этом.
Подхожу к Максу и обнимаю его со спины. Он замирает. Кладёт свою лапищу по верх моих.
Только пару часов назад я была совершенно счастлива, напевая рождественскую песенку в машине. Ещё утром, когда мы целовались с Оболенцевым под омелой. Или когда сидели в горячем чане и пытались поймать не долетающие до нас снежинки. Кажется, что это было не сегодня, а очень давно. В прошлой жизни. Или вообще этого не было. Просто мне всё приснилось.
— Эй, ты как? — Максим завершает разговор и аккуратно поворачивается ко мне, пытаясь заглянуть в глаза.
Как я? Как будто по мне катком проехались. Как будто из груди вырывают сердце. Как будто меня поцеловал дементор, и больше ничего никогда хорошего в моей жизни не будет. Как будто мне восемь и меня заперли в кладовке. Мне темно и страшно. Мне кажется, что меня уже никогда из неё не выпустят.
— Нормально, — прижимаюсь к его плечу и целую в подбородок.
— Настён… — он хочет что-то сказать, но я снова его целую.
— Спасибо тебе. За то, что заступился. За меня никто. Никогда. Не заступался.
Он ведёт рукой по моей щеке. Ладонь останавливается на горле, а большим пальцем обводит контур губ. Сейчас он другой. Мягкий и уютный. Такой он мне нравится больше, чем его свирепая версия.
— Я была рада, что ты был на моей стороне. Ты меня напугал.
— Серьёзно, — мягкая улыбка касается его губ.
— Угу. У тебя взгляд был такой… Ужасающе злой.
— Вот такой я мишка гризли, когда кто-то обижает моих близких. Запугал свою Настёну. Теперь целовать меня не будешь?
— Буду, — мычу я, прижимаясь к нему всем телом.
Косаюсь губами колючего подбородка. Трусь носиком о его нос. Вдыхаю запах, уже успевший стать родным. Слёзы сами начинают катиться по щекам. Пытаюсь подумать о чем то хорошем, но не выходит. Как вот так… Как посторонний мне человек переживает за меня больше, чем родная мать? Я же Максиму никто…
— Эй, красавица, ты чего? — Макс слегка отстраняется и приподнимает мой подбородок указательным пальцем, — Настёна, хорошая моя, ну ты чего? Обещаю не свирепеть больше рядом с тобой. Ты только не плачь. Я не знаю, как тебя успокаивать. Я типичный мужлан. Теряюсь от женских слез.
Усмехаюсь, но плакать не перестаю. Слезы просто льются, как бы я не хотела их остановить. Вдимо накопилось.
— Насть. Хочешь я поеду ему рожу набью? — я отрицательно мотаю головой. — Или хочешь в магаз за твоими любимыми вкусняшками метнусь? Ты толкьо скажи, что мне сделать.
Улыбаюсь над его словами и растерянным видом. Веду кончиком пальцев по его колючей щеке, шее спускаюсь на грудь. Чувствую, как он задерживает дыхание. Взгляд его темнеет.
— Ты ведь не уедешь сегодня? Останешься со мной?
— Конечно, — кивает он, утирая очередную слезинку с моей щеки. — Я не оставлю тебя одну, Насть.
Какое-то время мы ещё сидим молча в обнимку. Я не могу остановить слёзы. И стараюсь сделать так, чтобы Максим их не увидел. Когда нос просто заложен и уже нечем дышать, я скрываюсь в ванной.
Долго стою под холодным душем, пока мелкая дрожь не начинает бить тело. Раскладываю мысли по местам. Собираюсь с силами. Нужно принять, что это последние дни в том месте, которое я называю
