Ешь. Молись. Разводись (СИ) - Элен Блио
Но конечно же я не успеваю, оказываюсь поймана. Прижата.
— Всё, всё… тихо. Я понял. Я не буду.
— Не ломай свою жизнь.
— Что?
— Не ломай жизнь сына и жены. Так нельзя. Так не честно.
— А мою жизнь честно? А твою?
— Мы… я…
— Что? Что «мы», «я»? Мы не живые? Или мы сильнее? Или наша жизнь ничего не стоит? Я не понимаю!
— Я тоже… я не знаю как правильно, но вот так нельзя!
— Как нельзя? Признаться честно, что я полюбил и хочу развод?
— Но это же получается будет так же, как…
— Так же как что? Ты хочешь сказать, что я поступлю так же подло как твой бывший муж?
— Еще не бывший.
— Не важно. Бывший. Ты для него бывшая, понимаешь? Сравниваешь меня с ним?
Арс почти орёт. В кафе никого, но бариста и официантка замерли, глядя на нас.
— Арс, перестань.
— Я не твой муж.
— Я знаю.
— Пока…
— Нет. Ты не мой муж. Ты другой. Ты…. Ты Север. Но сейчас ты создаёшь такую же ситуацию.
— Да! Представь! И не только я, но и ты! Мы оба создали такую ситуацию! Тысячи людей создают такую же ситуацию. Потому что любовь случается, понимаешь?
— Случается?
— Дурацкое слово. Приходит. Наступает. Не знаю. Прыгает из-за угла.
— Из-под земли… — цитирую я вечный роман.
Вспоминаю о своей работе. Я хотела включить в список то самое место, где на Маргариту выскочила любовь. Из-под земли.
Это произошло в переулке, она свернула с Тверской на Большой Гнездниковский. Там находится знаменитый дом Нирнзее. Кто любит старые советские фильмы наверняка бы узнал его крышу на которой поливала цветочки Людмила Прокофьевна Калугина из «Служебного романа»…
Господи, о чём я думаю?
О любви.
Всё в этом мире о любви. И ничего не стоит любви.
У меня звонит телефон. Сын.
Господи.
— Да?
— Мам, ты где? Мы уже подплываем к пристани.
— Я тут… я рядом, я бегу.
— Я провожу, — безапелляционно заявляет Арсений.
— Не надо.
— Я уйду. Они меня не увидят.
Конечно, я ему позволяю. И он на самом деле показывает мне проход к пристани и уходит. Не обернувшись. Быстрым шагом.
Злой.
Больно.
— Мам? — это Рита. Спрашивает. Требует объяснений.
Что мне сказать?
— Как… поплавали?
— Прикольно, жрать охота. Я тут нагуглил недалеко прикольная раменная, пойдём? Говорят настоящие рамены там.
— Пойдём.
Киваю, и иду за сыном.
— Мам? — снова Рита.
— Что? — падаю в пропасть.
— Это он, да? — она говорит тихонько, чтобы не слышал брат. Не сказала? Или что?
Киваю. Просто киваю.
— Расскажешь? Он красивый. — шепчет загадочно. Боже, ей десять! Всего десять! Могу я с ней это обсуждать?
— Давай потом, пожалуйста.
— Ты на нём женишься?
— Не женишься, женятся мужчины, женщины выходят замуж.
— Кто там замуж выходит? — резко поворачивается Никита.
Чёрт. Смотрит.
Значит тоже видел? Явно, потому что разглядывает меня так…
— Никто. Идём, вы голодные.
Мы продолжаем идти. Я по московской привычке бегу, словно сдаю стометровку. Вечно меня не догнать. И дети семенят. Не отстают.
Кто там выходит замуж… Если бы всё было так просто. Взять и выйти замуж.
Я не хочу так. Не могу. Мне страшно.
На чужом несчастье счастья не построишь.
Или всё это глупости, придуманные теми чьё счастье внезапно разрушила вот такая вот вынырнувшая из-под земли любовь?
Любовь.
Он спросил, люблю ли я его!
Он что, не знает?
Или ему нужно было именно услышать? Почему я не смогла это сказать?
В раменной много народу, в основном молодежь. Немного странное заведение, но дети хотели. Нас сажают, приносят меню, Никита что-то читает в телефоне, объясняет нам, что надо заказать, что тут «маст-хэв». Я не особо фанат раменов, но заказываю. И еще какие-то креветки в темпуре. Рита спрашивает, можно ли ей тоже суп и второе, и еще напиток и десерт.
Можно, деньги есть. Заказываем.
Приносят на удивление быстро. Еще меня поражает то, что официантка становится перед нами на колени, вернее приседает на корточки.
Никита смотрит с восхищением. Я понимаю, что он сюда пришёл чтобы именно это увидеть.
Суп очень вкусный. И креветки. И дети в восторге, с удовольствием уминают.
Я на меня накатывает такая усталость. Просто жесть.
— Мам, а если ты выйдешь замуж мы в Питер переедем?
— Никуда я не выйду.
Выдыхаю, сцепив зубы, а потом резко встаю.
— Извините, я на минуту.
Ухожу в уборную.
Дети не должны видеть как я реву.
Я же сильная. И тушь потекла.
Господи, какая же я жалкая!
Влюбилась как школьница, как дура! Возомнила себя женщиной вамп, роковой красавицей.
Что делать? Что теперь делать?
А если Арс на самом деле разведётся?
Мысль об этом прокатывается по телу таким всплеском бешеной радости, что мне дурно. Словно кровь моя резко сменилась на самое шипучее шампанское и пузырьки взрывают вены и артерии.
И сердце на части.
Если он разведется, мне придётся переехать в Питер? Или он поедет в Москву? У него тут бизнес. У меня там вся жизнь. Родители. Дети. Коржик.
Что делать с этим? С моей устоявшейся жизнью?
Боже, Мила, кому ты врешь, твоя жизнь развалилась!
Да, но жизнь детей пока нет. Они там учатся. У них друзья. Увлечения. Секции, кружки.
Жизнь.
Я делю шкуру неубитого медведя.
Арс еще не развёлся. И я не хочу, чтобы разводился.
