Наталия Рощина - Грех
— Зачем ты так? — Разговор тяготил его. — Нам было хорошо вместе. Только сейчас мне нужно… побыть одному.
— Ладно тебе. — Ирина вздохнула и неожиданно засмеялась. — Что это я на тебя наехала в самом деле?
— Ага! — глупо засмеялся в ответ и Николай. — Я обязательно заеду. Мои кости скоро позволят мне выбираться не только на балкон. Вот тогда и встретимся.
— Боюсь, к этому времени я могу изменить место работы. Я хочу перемен. Все в моих руках. — Она говорила серьезно. Ей точно было не до смеха.
— Все, что происходит в жизни, оно к лучшему. — Двусмысленные слова вырывались сами собой. — Перемены — это здорово.
— Давай прощаться?
— Мы встретимся, только не сейчас. — Зачем он лжет?
— Выздоравливай. До встречи.
— До встречи, Иришка!
Николай облегченно вздохнул, услышав в трубке гудки. Нет, никакие разговоры не принесут ему покоя. Ему ни к чему забота Ирины. Нужно поскорее встать на ноги и искать Анну. Лишь бы она все еще работала в «Рандеву». Если он не найдет ее в клубе, он перевернет город вверх дном.
— Коля, давай поиграем в морской бой? — На пороге его комнаты возник Арсений, выжидающе уставившийся на него и в этот момент очень похожий на мать.
— С удовольствием, Сенька.
Николай улыбнулся, видя, как загорелись глаза мальчишки. «Пусть хоть кому-то будет хорошо от общения со мной».
Елена тайком пила капли, измеряла давление. Высоковато для нее. Однако Деревская не считала нужным предпринимать что-либо. Сейчас ей было важно поднять Николая, создать благоприятную обстановку для Филиппа и Арсения. Она должна набраться сил, чтобы играть с Иваном в семью. Это нелегко, но надо постараться. Ей не привыкать. Она всегда заменяла «хочу» на «надо». Теперь Коля и Филипп выросли, желаний практически не осталось. Елена растеряла их — слишком вошла в роль жертвы. Роль, которую выбрала для себя много лет назад.
Сейчас ей нужен покой. Он складывается из здоровья детей, близких, из маленьких семейных праздников, когда за столом собирается вся семья. Из стабильности на работе. Елена считала, что растворилась в заботах о детях, нуждах семьи, задвигая свое «я» все дальше. Оно уже почти не напоминало о себе, лишь изредка, когда Майка, например, вскользь заявила, что ей невероятно хочется побывать в Риме, а Роман купил ей к Восьмому марта недельный тур по Италии.
Тогда и Елена словно проснулась, вспомнив, что в жизни есть нечто, выходящее за рамки домашних обязанностей, рабочих будней. Однако стоило ей поверить в это, как на нее обрушивались неожиданные проблемы: болезни детей, неприятности на работе, нелады с Иваном. В последнее время все ее мысли вращались вокруг единственной проблемы: быть или не быть их семье. Даже не верилось, что все это происходит с ними. Как там Майка говорила? Образцовая пара? Чепуха. Сейчас у них то, что называется проживанием под одной крышей, еда за общим столом, сон в разных комнатах. Именно проживание. Это не семья, не кулак. Да и был ли он? Надоело делать вид, что все в порядке. Иван уехал в очередную командировку. Ложь. Он у нее. Интересно, как ее зовут? Сколько ей лет? Какого цвета у нее волосы? Сколько вопросов… Елена подумала, что, узнай она все эти мелочи, ей было бы легче понять, почему муж не с ней.
— Мама, я пойду к Оле в гости. — Филипп заглянул на кухню, держа шоколадку в руке.
Это для Оли, она обожает сладкое. Кажется, ее мальчик взрослеет.
— Иди, конечно, Майе привет передай.
— Ты зайдешь за мной?
— Нет, милый, ты постарайся не засиживаться. — Елена поправила сыну воротничок рубашки. Почувствовала легкий аромат одеколона, которым последнее время пользовался отец. — Приятный запах.
— Спасибо. — Окончательно смутившись, Филипп помчался по коридору.
— Мама, а почему Филипп не захотел взять меня с собой? — На пороге кухни появился Арсений. Вид у него был крайне огорченный.
Елена улыбнулась.
— Сенечка, он должен обсудить с Олей одну важную тему.
— Я бы не мешал, — нахмурился Арсений.
— Никто не говорит, что ты бы помешал, — постаралась извернуться Елена. — Просто иногда людям нужно побыть вдвоем.
— Филу и Ольке?
— Да, Филиппу и Оле.
— И отчего так бывает? — Хитро прищурившись, Арсений пытливо посмотрел на мать.
— Ты уже понимаешь, милый, — улыбнулась она. — Это бывает, когда люди друг другу интересны.
— Почему же у вас с папой наоборот? — в лоб спросил Арсений. Это была тщательно спланированная ловушка, в которую Елена попала, как бабочка в паутину. — Вы стараетесь как можно больше времени проводить порознь. Вам уже не интересно вместе?
— Наоборот! — Пауза помогла найти нужные слова. Лгать, глядя в эти чистые глаза, невозможно. — С чего ты взял? Коля что-то сказал?
— Коля здесь ни при чем.
— Ну, разумеется. — От волнения она не соображала, что говорит.
— Я все вижу сам, мам… — Арсений не собирался сдаваться так скоро. — Не обманывай меня, пожалуйста.
— У нас все хорошо, милый. — Елена опять улыбнулась. Японский метод настроя на положительные эмоции работал со скрипом. Ребенка не обманешь.
— Ты со мной как с младенцем, мам. — Арсений ушел.
Елена посмотрела ему вслед. Ей было безумно жаль сына. Родители ссорятся, треплют друг другу нервы, а дети все понимают. С этим нужно что-то делать. Николай рассекретил их первым. Филипп — молчаливое создание, сам себе на уме, но он тоже не слепой. С Арсением труднее. Именно перед ним Елена виновата более всего. Нужно поговорить с ним начистоту, объяснить ему, что взрослые, как и дети, порой ссорятся. Ссорятся, мирятся. Должно пройти какое-то время, чтобы все наладилось. Стоп! Вот в этом-то и беда: Елена не знает, когда наладятся ее отношения с Иваном.
Обед готов. Кухня сияет чистотой. Здесь все обустроено так, как она долгое время мечтала. Чудеса современной техники не так давно обосновались на ее чисто женской территории: микроволновка, кофемолка, блендер, фритюрница, пароварка. Но ни эти бесспорные помощники, ни новейшая цептеровская посуда не могли сейчас поднять ей настроение.
В последнее время Иван стал зарабатывать достойные деньги. Участие в нескольких перспективных научных проектах наконец позволило ему побаловать близких. Зная, как Елена мечтала обустроить кухню, Деревской с этого и начал. Он хотел доставить ей удовольствие. Стоило ли? Вкусно — это когда готовишь с душой, с настроением для всей семьи. А во что превращается их семья? Какая, к черту, разница, в какой кастрюле она будет варить борщ? Сейчас ее приправы — притворство, лицедейство. Во имя чего? Как долго это будет продолжаться?
