Дж. Р. Уорд - Игрок
В конце концов, приняв душ, чтобы пойти обедать, Джой стала вспоминать фразы из их разговоров, слова, сказанные Греем.
«Я расставался с множеством женщин наутро после этого и больше ни разу не оглянулся назад.
„Тебе надо было сохранить ее для того, кто тебя полюбит“.
„Тогда у „Тиффани“ ты была совершенно права. Я не хочу жениться. Я не собираюсь жениться никогда“.
„Я и не представлял себе, что секс может быть таким“».
«Секс, не любовь», — подумала она. Он никогда и словом не обмолвился о любви.
Джой с горечью решила, что не может судить его слишком строго. Грей знал, что собой представляет, и сколько мог боролся с собой, даже когда она готова была отдаться ему. Так что удивляться нечему. Теперь он получил ее и был таков.
Хотя, может быть…
Джой остановила себя. Он не позаботился о том, чтобы позвонить ей, даже не объяснил, почему должен уехать. А впрочем, неужели ей действительно нужны слова для полной ясности? Она любит его. Он ее не любит. Вот и все.
Джой заставила себя спуститься в ресторан «Булл энд Биар» и заказать обед. Она смотрела, как другие посетители, смеясь и болтая, пьют вино и едят мясо, и чувствовала себя такой одинокой, что ей хотелось плакать.
Глава 16
Когда на следующее утро немногим позже десяти Джой вышла на Пятую авеню, она чувствовала себя постаревшей лет на десять за каждый час, прошедший с того момента, как Грей, не оглядываясь, вышел из номера.
Пока она шла на запланированную встречу с пайкой эскизов под мышкой, коробочкой карандашей и прочей мелочью в руке, она изо всех сил старалась не расплакаться. Чтобы как-то отвлечься, она стала вспоминать палитру Саранак-Лейка. Бледно-голубой цвет осеннего неба. Желтые блики солнца, играющего на волнах. Темная зелень, опоясывавшая подножия гор.
Среди серого цвета рукотворного леса, по которому она шла, Джой тосковала по краскам и оттенкам северных лесов.
И людская суета, окружавшая ее, больше не выглядела завораживающей. Она была неестественной и неприятной. Джой приходилось прижимать к себе папку, чтобы ее не выбили из рук проходящие мимо пешеходы. Когда она, не посмотрев по сторонам, шагнула с тротуара, на нее загудело такси, едва не сбив ее.
Около пяти вечера Джой направилась обратно в «Уолдорф» с чувством полнейшего разочарования. Освещенный по-вечернему вестибюль предстал перед ней, как осязаемое препятствие, которое ей надо было преодолеть или пробиться сквозь него.
Джой посмотрела расписание. Последний поезд уходил на север с вокзала Пенн-Стейшн в десять сорок пять. Презентация начиналась в семь и должна была закончиться в девять тридцать. Если собрать все вещи, то достаточно встать у отеля с чемоданом, и ее тут же подберет машина, чтобы ехать до поезда, домой.
Поднимаясь на лифте в номер Грея, она думала, что мечтать о Нью-Йорке, о том, чтобы стать подругой красивого влиятельного мужчины и сделать успешную карьеру, конечно, хорошо. Но только на бумаге. Столкнувшись с реальностью, Джой чувствовала себя побитой и постаревшей. Она стала мудрей, но эта мудрость далась ей с болью.
Нужно возвращаться в Саранак-Лейк, доделывать пять платьев. Если сегодняшняя презентация принесет какие-то плоды, то при желании она сможет вернуться в Нью-Йорк, но ее основной дом останется на севере. На те деньги, что она заработает, Джой могла себе позволить снять небольшую квартиру для себя и Большой Эм, пока «Уайт-Кэпс» не приведут в порядок. А может быть, она поживет с Алексом в мастерской отца, пока не найдет что-то для себя.
Звякнул звонок, и лифт остановился. Джой вышла в кремовый коридор и посмотрела вниз на красивый золотисто-коричневый ковер.
В одном она могла быть уверена. Сколько бы она ни заработала, больше никогда не остановится в «Уолдорф Астории».
— Здравствуй, папа, — сказал Грей, входя в кабинет отца. Он вернулся в Вашингтон прошлым утром, но только теперь ему удалось добраться до дома. — Я знаю, что ты уже слышал.
Теперь для него стало обычным видеть отца сидящим не за большим письменным столом красного дерева, а у камина.
— Слышал.
Грей уселся на стоявший рядом стул. Он до сих пор не мог поверить в то, что произошло, даже после того, как провел весь вчерашний день и половину сегодняшнего, беспрерывно обсуждая трагедию с представителями прессы, политиками и экспертами.
Джон Бекин умер. Один из служащих нашел его повесившимся в ванной.
— Как ты? — спросил Грей.
Отец нахмурился:
— Неважно.
Грей отвел взгляд, пряча глаза.
— Сын. — Когда ответа не последовало, отец наклонился вперед и, взяв Грея за руку, потряс ее. — Расскажи мне, сын.
Грей сжал ладонь отца, потом откинулся на спинку стула.
Отец стукнул палкой об пол, словно этим звуком хотел добиться того, чего не имел сил сделать с помощью голоса.
Грей откашлялся:
— Я виделся с Бексом за два дня до того, как он это сделал. Мы поссорились. Я… это выглядит отвратительно. Отвратительно, правда.
— Подумай. Это ты виноват?
— Черт, пап, я угрожал, что расскажу о некоторых его делах.
— Нет. Не то. — Голова отца упрямо качнулась. — Бекину. Угрожали. Сотни. Раз.
Да, без сомнения, это была правда. Но Грей никак не мог избавиться от тягостной мысли, что он был последним, кто сделал это. И они оба с Бекином понимали, что он не шутил. Если бы Бекин не подал в отставку, Грей разоблачил бы его.
Наступила долгая тишина.
— Бекин. Рассказывал.
— Что, папа? — Грей потянулся вперед, упершись локтями в колени. Он едва слышал, что говорил Уолтер.
— Газеты.
Грей нахмурился:
— Что, прости?
— Анна Шоу. Звонила. Мне. Вчера. — Отец сделал глубокий вдох, как будто усилия, которые он прилагал к тому, чтобы говорить, сильно утомляли его. Однако он был полон решимости сказать все до конца. — Хотела. Комментариев. По поводу. Смерти.
Грей ждал, когда отец соберется с мыслями, чтобы правильно выразить их.
— В конце. Я. Сказал. Мне. Будет. Не хватать. Его. — Пауза. — Она. Сболтнула. Да. Он. Был. Лучшим. Источником. Для нее.
Грей почувствовал, как по спине побежали мурашки.
— Бекин сливал ей информацию из сената?
Отец кивнул:
— Она. Хотела. Взять. Назад. Слова. Значит. Наверняка. Правда.
Грей наклонился.
— Не вини. Себя. У Бекина. Свои. Демоны. Много.
— Боже мой.
Голова отца откинулась. Глаза закрылись. Он выглядел таким старым. Таким слабым.
Грей думал о том, сколько еще времени им отпущено, чтобы побыть вдвоем.
— Я люблю тебя, — прошептал Грей. Господи, как давно он не говорил отцу этих слов.