Она моя зависимость - Мария Николаевна Высоцкая
Это и есть наш ребенок.
Мои зрачки расширяются, а врач включает звук.
– Пять недель. Уже можно послушать сердцебиение, – доносится до меня размыто.
Делаю глубокий вдох и чувствую прикосновение. Андрей взял меня за руку. Сильнее сжимаю его пальцы, а щеки становятся влажными.
28
Я выхожу из клиники абсолютно разбитой. Если там, смотря на экран УЗИ-аппарата, я улыбалась, то теперь иду в машину с каменным лицом.
Внутри словно что-то лопнуло, и мир вновь стал серым. Я больше не испытываю радости, нет. Во мне злость.
Она магмой растекается по телу, вынуждая меня себяненавидеть.
Все собранные мной за детство, да и за взрослую жизнь, страхи чуть не подтолкнули к глобальной ошибке. К тому, чего я бы уже никогда не смогла исправить, даже если бы очень захотела.
Ведь сейчас в моей жизни все хорошо. У меня нет поводов бояться.
Накидываю ремень безопасности, медленно поворачиваясь к Андрею. На нем черное расстегнутое пальто, из-под которого выглядывает такой же угольный ворот бадлона.
Длинные пальцы так изящно огибают руль, но тем не менее в его руках чувствуется сила. Невероятно много силы.
Все внутри меня восторгается. Впрочем, как и всегда. Мое существо всегда испытывало дикий экстаз, стоило лишь чуть притормозить и взглянуть на него, никуда не спеша.
Правда, все эти воздушные, кружащие голову мысли исчезают, стоит только вспомнить, что происходит между нами последние два дня. Весь романтический настрой и тепло в душе просто испаряются.
Снова становится холодно, а Андрей кажется мрачным. Знаю, что он злится. Я, по его мнению, сотворила полнейшую чушь. Спорить не стану, оправдываться тоже.
Я уже пыталась извиняться, но слушать он не хочет. А унижаться не хочу я.
Поэтому и сидим в тишине. Каждый гоняет в голове какие-то свои мысли.
Но лично меня хватает ненадолго. Вопрос слетает с губ быстрее, чем я полностью его формулирую:
– Ты еще вчера меня сюда записал?
Андрей скользит по мне взглядом и кивает.
– Да. Либо на осмотр, либо… – Он замолкает и выезжает из парковочной секции.
– Значит, то, что ты вчера сказал, было серьезно?
Смотрю на свои пальцы, чувствуя внутри горечь, потому что это я его довела. Сама спровоцировала. Не хотела, но все равно сделала…
– Не в моих правилах принуждать, если ты помнишь. Ты всего должна захотеть сама.
– А если бы…
– Сейчас нет смысла об этом говорить, – обрывает мои дальнейшие вопросы.
– Да, – киваю, – ты прав, – прикрываю глаза. – Прости…
– Мы уже все обсудили.
Это так странно. Я всегда представляла, что, когда этот момент настанет, я буду счастлива. Буду рада. Сообщу своему мужчине о беременности с улыбкой, а не с истерикой. Только вот жизнь подшутила. Вывернула все наизнанку.
Андрей снова отвлекается на телефонный звонок, а меня клонит в сон. Теплый, циркулирующий в машине воздух так и подмывает закрыть глаза. Что я и делаю.
Веки слипаются, и я проваливаюсь в царство Морфея.
Андрей
Отбрасываю мобильник и смотрю на скользящие по стеклу дворники. Зависаю буквально на пару секунд. Смаргиваю и перевожу взгляд на Есю.
Я злился, наверное, и сейчас злюсь. Вижу ее и не чувствую ничего кроме ярости. Внешне веду себя иначе, потому что надо быть полнейшим идиотом, чтобы показывать свой характер в подобной ситуации.
И так много лишнего взболтнул. Выбесила.
Меня почти отбросило к первоначальной отметке, когда я только начал пытаться бороться со своим гневом, который частенько выходил из-под контроля.
Ее вчерашняя истерика подорвала прошлое доверие. Сегодня было сложно настроиться хоть на какой-то разговор, если он не состоит из трех слов.
Оказывается, любить иногда действительно больно.
Никогда не думал, что мы столкнемся с подобным, мысли даже не допускал. Теперь вот по полной огребаю.
И наверное, ее где-то даже можно понять. Но я не хочу этого делать. Моя точка зрения лежит в другой плоскости, и перестраиваться я не собираюсь. И так слишком часто иду на уступки. Надоело. Что бы я ни делал, но в первую очередь моя натура эгоистична. Я привык добиваться своего любыми путями. Любыми методами.
Если нужно нагнать страха, я его нагоню. Если по каким-то причинам нужно быть жестким, то и тут за мной не заржавеет.
Но самое паршивое, что теперь она хочет оставить ребенка не потому, что он ей нужен. Нет, она боится, что я уйду. Это легко прослеживалось в ее словах. Мы много говорили этой ночью. Так вот, она сводила все именно к этому. Боялась нашего расставания. Ее трясло. Она рыдала и просила прощения.
В словах горечь, а в глазах страх. Так много страха.
Это заставляло отступить. Не давить. Не дергаться лишний раз и не повышать голос. Хотя понимание истинной причины ее извинений – скручивало в узел.
Хотя какая, к черту, разница? Не уверен, что смог бы ее отпустить даже после… Нет, не смог бы. Мучал бы нас обоих. Злился, напоминал и провоцировал скандалы, но не отпустил бы. Слишком многое с ней связано. Слишком сильно я в ней увяз.
Если это любовь, то какая-то паршивая. Больная. Ненормальная. Рвущая внутренности на куски. Но вместе с тем – живая и настоящая. Без капли фальши.
Еська спит. Сбавляю скорость и перестраиваюсь в правый ряд. Щелкаю поворотником и съезжаю с дороги во двор.
Ворота жилого комплекса медленно расползаются в разные стороны. Чуть давлю на газ и сворачиваю на подземный паркинг.
Еся начинает шевелиться. Открывает глаза, трет их руками.
– Я, кажется, уснула, – бормочет и выпрямляет спину.
Она выходит из машины первой. Ждет меня. Хлопаю дверью и, обогнув капот, уже по привычке беру ее за руку.
– Домой тебя провожу и отъеду.
– Куда?
– По работе.
– Я думала, мы…
– Это срочно.
– Андрей, давай поговорим. Сейчас. Нормально. Без истерик.
Ее руки в хаосе скользят по мои плечам. Она останавливается и стопорит меня.
– Так нельзя.
– Еся, давай позже. Если мы поговорим сейчас, то я буду орать.
– Наплевать. Ничего страшного, – закусывает губу. – Не в первый раз, – улыбается, совсем чуть-чуть.
Она так искренне улыбается. Кусает раскрасневшиеся губы и смотрит прямо в глаза.
Касаюсь ладонью ее спины, веду выше, фиксируя шею, чуть сжимая пальцы.
Она часто дышит и смотрит. Открыто, без обид и обвинений. Чисто, можно сказать, по-детски. Это, наверное, и подкупает. Ее
