Стану Солнцем для Тебя - Никтория Мазуровская
Охрана. Точно! Пока эта история не закончится, им нужна охрана, Илье особенно. Значит, организует. И возле палаты Маришки тоже человека надо поставить, а лучше пару, и чтобы посуточно там дежурили, с врачами можно будет договориться. Деньги многое могут, правда, не все.
На первом этаже, в спальнях, расположилось старшее поколение, им всем места хватило, так что Илья в своей комнате и остался.
Кто-то был способен еще на душ, а Рита даже на кухне еды наколдовала, а иначе это не назовешь,– чудо-женщина: в такой ситуации, и готовить способна.
Костя сам просто лег на кровать, не раздеваясь, и лежал, в потолок пялился. Тупо смотрел. Ноль мыслей. В голове пусто. Только сердце стучало сильно, пульс в ушах отдавался.
А потом скрипнула дверь, и в забавной пижаме заглянул Илья. Тихо, робко, смущаясь своего страха, спросил, может ли он остаться спать тут.
– Ложись! – похлопал ладонью по одеялу.
Илья быстро юркнул под одеяло, спрятался, зарывшись головой под подушку, и уже оттуда глухо проговорил:
– Мама всегда строила планы на будущее. Мне тоже нужен план действий.
– Хорошо, – кивнул удивленно. – Давай составим план на случай…
– На случай, если мама не проснется… – послышался тихий всхлип. – Она, ведь может и не проснуться. Я читал статистику, с цифрами сложно спорить, папа. Они говорят правду.
Подушку сдвинул в сторону, потом совсем откинул, правда спокойно, хоть внутри все клокотало, яростью в кровь плеснулась боль за сына, за Марину, за их семью.
– Нашу маму нельзя назвать обычной. Она не попадает ни под какие статистики и вычисления. Она особенная, а значит очнется!
– Ты же понимаешь, что все люди по физиологическим и анатомическим критериям являются равными?!
– Знаю, но также знаю, что в каждом человеке есть душа. Она делает каждого особенным. Наша мама самая особенная из всех особенных! Понимаешь?
Сын неуверенно кивнул, стер слезы с бледных щек.
– Мне страшно. Мне все равно страшно, папа!
– Я знаю, малыш, мне тоже страшно.
Илья так и уснул в его руках, а Костя уснуть не мог. Смотрел на темный потолок, на луну на небе, и не мог сомкнуть глаз. Казалось, стоит ему только уснуть и все, случится что-то страшное и непоправимое.
А ближе к следующему вечеру его сын узнал, что жизнь – та еще сука. И окунулся вместе со всеми в ад ожидания.
Марина не очнулась.
И на следующий день тоже.
И через два.
Неделю.
Месяц.
И сегодня она тоже не очнулась.
Лежала. Живая. Но, спящая, крепким сном.
А он смотрел на нее. Как грудь вздымается, дыша. Как бьется под тонкой кожей жилка пульса.
Ее пульс стал для него ориентиром в этом мире, в жизни – звук биения ее сердца. Его ломало конкретно. Он боялся от нее отходить. Думал, уйдет и все, ее сердце остановится. Не мог работать. Есть. Спать. Все делал на автомате и только ради Ильи, чтобы не переживал еще больше. Костя задалбливал всех родных. Когда его не было рядом с Мариной, но был кто-то другой, он звонил им каждый час, если мог, и просил дать послушать ее пульс. Звук. Всего лишь звук, который не дает ему сойти с ума.
Теперь их жизнь вот такая. Каждый вечер он приезжал сюда, привозил с собой Илью, и до одиннадцати они были тут, смотрели, слушали, говорили.
Ждали.
Они теперь жили, ожиданием.
Потом приезжал кто-то из родных и оставался на ночь на тот случай, если Марина вдруг очнется. Или…
Сегодня была очередь Саныча, он приехал немного раньше.
Тихо отворил дверь палаты, зашел:
– Как вы?
– Без изменений.
– Ясно, – мужчина пододвинул к кровати стул от окна, и кивнул на Илью. – Езжайте домой, отдыхайте, Любаша там наготовила вам.
Саныч тоже с Мариной говорил, рассказывал что-то, делился проблемами по поводу ресторана, про ссору с Ритой, ссору с Нелей. Про все.
Так они все делали. Держали ее в курсе дел.
– Завтра будут извлекать трубку.
– Так скоро?
– Хотят узнать, будет ли она дышать самостоятельно.
– Если хотят узнать, это, наверное, хорошо, да?
Костя не мог его успокоить или заверить, но говорить, что есть вероятность, что его дочь всю оставшуюся жизнь проведет на аппаратах искусственной вентиляции легких, – жестоко.
– Да, наверное, хорошо.
Не хотел врать, видит Бог, но не мог говорить отцу дочери такие вещи. Костя сам отец, и каждый раз вздрагивает, когда видит, как его парня ранят на тренировке. Ему самому больно становится.
– Мы поехали тогда.
– Аккуратней на дороге, Кость.
Костя подхватил удобней, крепко спящего Илью, рывком поднялся, попрощался и ушел.
Теперь они все говорили «аккуратней на дороге» и жили в адском, выматывающем всю душу, ожидании.
ГЛАВА 14
Жизнь, ко многому, Костю не готовила, ну, а к такому, уж точно!
Проблемы посыпались оттуда, откуда их стоило бы ожидать, но тех крох знаний, полученных от парочки книг по детской психологии, прочитанных вдоль и поперек, оказалось мало, чтобы действительно понять. Никудышный он отец, если не смог предугадать срыв сына!
Да, думал об этом. Даже какие-то слова в уме держал, что сыну должен сказать. Было, ведь, было чувство, что еще не все хлебнуть успел. Но он упустил ситуацию, что тут сказать, и кого обвинить, если только на нем вина лежит?
Надо было сразу «рубить с плеча» и говорить правду. Только не смог. Не было сил моральных, чтобы собственного ребенка жизни учить, жестко и правдиво, «без прикрас». Кто в здравом уме может так с самым дорогим поступить? Он не мог, вот.
Слабак!
Читал, что в таком возрасте дети могут быть злыми, агрессивными. Что это переходный возраст, что это нормально.
Что нужна любовь и забота двух родителей. Что отец – это пример для сына.
Костя старался. Ей Богу старался, как мог: успевать везде и всегда, не перекладывать на кого-то свои проблемы, и, тем более, свои обязанности.
На нем теперь не только его юридический отдел держался, но и Маришкина компания. Пришлось вникать в новую, для себя, область работы, изучать нюансы и мелочи, систему управления, которую Марина выстроила за годы. Спасибо Тане, не бросила, помогала, чем могла, взяла на себя большую часть обязанностей руководителя, работала со старыми клиентами и заказами, доводила уже заключенные сделки до самого конца. И избавила его от
