Непокорная для шейха (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame"
Это должно ударить уже меня. Но я многое переосмыслил. У Полянской ничего не вышло. Лишь усмехаюсь, смотрю, как в ее глазах мелькает удивление. Видимо, я должен был забиться в истерике и припомнить Аллаха.
— Это выбор Киры. Просто я никогда не понимал этой традиции. Не проще ли было подождать, пока мой сын вырастет и сам выберет религию?
— Может, и проще. Только ты уже этого не увидишь.
Оглянувшись на Вадима, словно колеблясь, виктория достает смартфон. Листает галерею. Я даже неосознанно подаюсь вперед, словно опасаясь, что эта женщина передумает.
— Вот здесь ему всего три дня. Говорят, так рано фотографировать нельзя. Кира сказала — предрассудки…
Я вижу на экране женщину, имя которой стирает прошлое. Рушит города. Наполняет мое сердце любовью. Кира. Моя желанная и горячо любимая Кира. На ее лице усталость и безграничное счастье. Она прижимает к груди сыночка.
Словно крылья вырастают за спиной. Мощные, широкие. Они могут разорвать цепи и наполнить меня силой разметать вселенную.
Зря Виктория поддалась на мои уговоры. Зря показала мне фотографии. Теперь я перегрызу глотки, чтобы выжить.
— А вот недавние. Это был прием у мэра.
Кира в вечернем платье сидит на корточках посреди огромной залы и протягивает руки к Кириллу, который делает неуверенные шаги ей навстречу. У них одинаковое выражение лиц: абсолютное счастье.
— Вот здесь я их случайно сфотографировала. Кира собиралась на совет директоров, но Кирюша раскапризничался…
Виктория забыла обо мне и своей жажде возмездия. Ее голос дрожит, в глазах бесконтрольная нежность. Я жадно вбираю взглядом каждую черточку лица своего сына. Счастливую улыбку Киры. И тут же фотография стремительно сменяется — заполняет собой весь экран. Постановочная фотография, в парке, посреди осенней листвы — моя Кира ведет сына за руку среди опавшей листвы… Музыка становится все громче. А мне хочется зарычать, потому что руки скованы. Всего лишь шаг, жест — и я бы мог ответить на звонок. Телефон Виктории звонит. На экране надпись «Дочь».
Полянская как будто выныривает из прострации. Смотрит на меня с изумлением — как будто это я усилием воли заставил ее позвонить. Похоже на то, что именно так и было. Время глубоко за полночь, по моим подсчетам, в это время и Кира, и Кирилл должны сладко спать.
Она вскакивает с места. Быстро уходит прочь. Как будто боится, что я услышу голос Киры и разорву свои путы, чтобы сокрушить все на своем пути. Слышу за колонной, как Полянская переговаривается с Вадимом. А потом все затихает.
Я не знаю, куда ушла Виктория. Видимо, насытила свою жажду крови и мести и уехала домой. Или просто не захотела видеть, как меня убьют.
Видим подходит ко мне. На его лице торжество.
— Солнышко встало, пора умирать, — самодовольно заявляет он. — Сигарету? Вискаря? Или хочешь помолиться Аллаху?
Сплевываю кровь на пол.
— Совершить намаз, — поправляю его. — Только ты трусливый шакал. Без этих цепей и своих громил ты как жалкая шармута. Ты даже боишься меня освободить.
— Неплохо, Аль-Махаби. Почти сработало. Только вся твоя хваленая военная подготовка тебе не поможет. Никто не знает, где ты. Мои бойцы тоже не лыком шиты. Давай, пять минут.
Тяжелая цепь падает на пол. Наручники размыкаются. Вадим указывает двумя пальцами в пол, перед этим перезаряжая пистолет.
А двое головорезов берут нас в кольцо. В их руках — тяжёлые канистры с бензином…
Кира Полянская
Меня трясет в рыданиях. Лицо Газаль на экране сливается в серое пятно.
— Да как ты могла! — сжимаю кулаки и ощущаю, как земля трещит под ногами. Еще миг, и меня поглотит раскаленная лава. — Ты… которую я считала другом… Как ты могла об этом молчать?
— Кира, послушай меня! — я едва слышу ее, кусаю кулаки, чтобы не разбудить своими стенаниями мирно спящего Кирилла. — Я просто не знала, как тебе об этом сказать. Ты ведь давно его похоронила… Говорила, что прежних чувств нет…
— Да соврала я тебе, ясно? Математичка хренова! — меня трясет. — Мало ли что я тебе говорила! Да каждый день я молилась о том, чтобы он выжил, ведь вы не нашли его тела! Ты не верила, верила я! И все, что ты можешь мне сказать, что он пропал без вести снова, едва приземлился самолет?! Что ты натворила? Где он?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Кира, я не знаю! Я хотела, чтобы все произошло своим чередом. Чтобы вы встретились и поговорили… Я не думала, что он исчезнет! Твой отчим работает в органах! Позвони ему, пусть его отыщет! Не обо мне, об Амани подумай, у нее сердце разорвется! Только обрела и потеряла снова…
— А на меня вам всем плевать! Впрочем, чему я удивляюсь! Важны твои чувства и чувства твоей матери, а мои — так, пыль?
— Кира. Давай об этом потом. Просто найди его! Пока мы прилетим, кто знает, что может случиться!
— Да пошли вы все! — меня кроет, и я просто опускаю крышку ноутбука, чтобы больше не слышать слова Газаль.
Сжимаюсь в комочек на диване. Меня трясет от рыданий. Потрясение можно сравнить лишь с той ночью, когда я готовилась к ужасной смерти… а потом увидела огни. Шум вертолета. Лицо Далиля. И услышала слова о том, что все позади.
Мне казалось, что моя трагедия перечеркнула собой мысли о Висаме. Но как только я пришла в себя, запоздалая любовь, которую мы так и не успели подарить друг другу, накрыла и лишила права на чувства к кому-то другому.
А как иначе? Я видела его в лице Кирилла. Я даже верила, что в нем — душа моего Висама. Я чувствовала присутствие того, кого полюбила всем сердцем, ежедневно. Сколько раз прокручивала в голове вероятную встречу! Почему-то никогда не допускала мысли о том, что Висам погиб. Чувствовала. Или обманывала себя. А в итоге выяснилось — была права. Любящее сердце не обмануть.
Свет погас — я сидела без движения, и датчик не реагировал. Смотрела в пустоту, не понимая, что со мной происходит. Только сердце, которое недавно казалось пустым, оглушено билось, наполняя светом и каким-то смыслом жизни. Счастье пока что не могло войти в мое сознание. Натыкалось на блокады потрясения и моих внутренних границ, как оказалось, никому не нужных. Даже мне.
Полосы света ксеноновых фар врываются в окно, бегут по комнате. На часах застыла полночь. Я не понимаю, что происходит, и кто мог пожаловать в загородный дом в такое время. Поднимаю голову, слышу суету внизу. Затем — стук каблуков. Узнаю шаги матери. Что происходит? Точно. Перед тем, как Газаль прислала мне сообщение с текстом «Висам жив», я потерла голову. Звонила ей и что-то несла, она вряд ли поняла. Подумала, что я сошла с ума. А потом раздался ее звонок — и я сбросила вызов.
Зажигается свет. Я смотрю на мать. Никогда прежде не видела ее такой, она как будто потеряла свое умение держать лицо по-королевски. Садится рядом.
Тишина падет между нами. Проглатываю очередное рыдание.
— Он в Москве. Мне звонила Газаль. Он уже в Москве.
— Не бойся, — Виктория сжимает мою ладонь. — Ничего не бойся. Мы с Вадимом защитим тебя и Кирилла.
— От кого? — глухо повторяю я. — От его отца? От моего любимого человека, которого я так долго считала мертвым? От него вы будете меня защищать?
— Кира, — мать отводит глаза, — Ты не в себе. Он уже раз похитил тебя. Увез в свою страну, закрыл в своем доме. Отдал на растерзание своему отцу. Ты чудом спаслась. Второго раза не будет, я не допущу. Они варвары. Он приехал забрать твоего сына, потому что сыновья всегда принадлежат отцам согласно этой дикой культуре…
— Он приехал, потому что любит меня! Я не знаю, что ты себе надумала… — сознание медленно возвращается. — Погоди. Причем здесь Вадим? Какое право он имеет лезть в мои отношения с Висамом? Я что, подросток?
— Ты не в себе. Это стресс. Давай завтра позвоним твоему доктору…
— Если бы доктора умели излечивать от любви, — перебиваю ее, — цены бы им не было. Но они не умеют!
Мать смотрит на меня, как на сумасшедшую. Почему ей так трудно в это поверить?
— Я люблю его! Да, он поступил, как чудовище… Только поздно! Я успела узнать его другим! Я успела его полюбить!