(не)твой - Эллин Ти
— Антош, что ты… — говорить невозможно практически, с трудом ворочаю языком, в отличие от Ковалёва. Он языком владеет явно получше меня, даже дар речи из-за него теряю.
Он держит крепко, чтобы я не ерзала, и отрываться от своего занятия явно не собирается, а я с уверенностью могу сказать, что это самое лучшее утро за последнюю вечность.
Мне так хорошо, что непроизвольно слезы текут от сумасшедших эмоций, я кусаю себя за палец, чтобы не кричать слишком громко, и, не выдержав, в порыве слишком яркого удовольствия хватаю Антона за волосы, то ли оттолкнуть пытаясь, то ли притянуть ещё ближе.
Он одной рукой хватает меня за грудь и сосок меж пальцев зажимает, а у меня искры перед глазами от контраста нежности и лёгкой боли. Попытки быть тише уходят к черту, я кричу имя самого лучшего мужчины на свете, когда к языку и губам он подключает не менее проворные пальцы, и словно специально не отрывается от меня, убивая окончательно.
— Тош… Тош, боже!
Вскрикиваю и дрожу, словно сижу на электрическом стуле, пальцы ног сгибаются до хруста, а рукой чуть не рву простынь, сходя с ума от сильнейшего оргазма.
Антон пытку не прекращает, медленно двигается ещё около минуты, продлевая моё наслаждение, а потом с улыбкой кота, объевшегося сметаны, поднимается по моему телу поцелуями и, останавливаясь у губ, тихо шепчет:
— Доброе утро, мышка.
Я улыбаюсь наверняка глупо, потому что счастье топит меня без права вырваться на сушу, и целую Антона. Обнимаю крепко, и руками, и ногами, не готова ещё его отпускать, ещё хочу почувствовать его очень.
Давлю ногами на бока сильно, и Антон понимает, переворачивая нас, чтобы я оказалась сверху. Смотрит на меня жадно как всегда, руками кожу на ягодицах сжимает, и вижу, что с трудом держится, чтобы снова все в свои руки не взять, но отчего-то терпит, мне позволяя руководить.
— Между прочим, — говорю, ерзая на бёдрах Антона, ощущая, как сильно он возбужден, — я очень сладко спала.
— А проснулась не сладко? — ухмыляется, спуская по ногам боксеры и тут же толкается в меня снизу, забирая инициативу обратно себе.
— Эй! — возмущаюсь со стоном, надавливая на грудь Антона. — Дай поруководить немножко.
— Ну давай, Крох, — говорит хрипло, и от этого голоса у меня ещё одна волна возбуждения по спине прокатывается, — руководи.
Он убирает от меня руки, закидывая их за голову, и улыбается так нагло, что все волоски на голове дыбом встают. Приподнимаюсь медленно, так же осторожно опускаясь вниз, и Антон рычит, наверняка уже жалея, что разрешил мне побыть главной. А мне хочется поиздеваться немного, так по-женски хочется испытать его выдержку, что я ещё пару минут двигаюсь в критически медленном темпе, сжимая руками свою грудь и тихонько шепча, как мне хорошо с Антоном.
И через две минуты моё главенство заканчивается, потому что зверь внутри Ковалева терпеть эту пытку явно не намерен больше.
Антон переворачивает нас, сжимает мои запястья своими руками и вколачивается сильными рывками, с рычанием обещая отшлепать меня за все издевательства.
А я, в общем-то, совершенно не против.
Поэтому стону, не сдерживаясь, и кусаю губы того, рядом с кем чувствую себя как никогда прекрасно, отдаю ему всю себя без страха, и кончаю одновременно с ним, слившись в сладком поцелуе.
Я хочу начинать так каждое утро.
И только с ним.
* * *
Готовлю самый странный завтрак в жизни, потому что вместо привычных для меня блинчиков, сырников и каши у нас… жареная картошка. Антон попросил, а отказать я ему не смогла. Оказалось, что это одно из его любимых блюд, ну что мне, сложно, что ли?
Пока готовлю, Антон все время крутится рядом, то шлепая меня, как и обещал часом ранее, то кусая и целуя за щёки и плечи. Для полного счастья мне не хватает только маленького почемучки рядом. Его нет второй день, а я уже дико соскучилась.
— Оль, давай сходим куда-нибудь? — спрашивает Антон, с удовольствием поглощая картошку.
— Давай не сегодня? — отвечаю, и заметив недоумение на лице Антона спешу добавить, пока он не надумал себе всякого. — Мне просто нужно ехать за Матвеем. Завтра уже тренировка, нужно успеть на последнюю электричку, чтобы вернуться обратно, а уже обед. Мне через пару часов нужно ехать.
— На какую ещё электричку? — хмурится Антон, как будто я глупости говорю.
— Ну, которая ходит в поселок мамы.
— Я на машине, Оль.
И я застываю. Боже… он сейчас имеет в виду, что… Да ну нет, бред какой-то.
— Поедем вместе, заберём Матвея, и нам не придется никуда спешить. Класс идея? Матвей меня знает, да и доехать с комфортом явно лучше, чем тащиться поздно вечером одной с ребенком на электричке, разве нет?
— Да, но… — я пытаюсь найти эти самые «но», но не нахожу. Потому что, какие но? Он прав. Матвей его знает, и это будет гораздо удобнее и мне, и Матвею. Ему в первую очередь. — У тебя нет детского кресла! — нахожу я один единственный аргумент.
— Вот сейчас доем, — говорит Антон с полным ртом, — и поедем купим. И даже не думай сказать хоть слово, Кроха, мы поедем и купим.
Он прерывает меня как только я делаю вдох, чтобы как раз возразить на его реплику, но послушно закрываю рот под почти грозным взглядом Ковалева. Ладно… Когда-нибудь я привыкну к тому, что он тратит на меня деньги. Наверное.
Через два часа мы действительно едем за Матвеем. На заднем сиденье уже пристегнуто новенькое детское кресло для сына, а по салону разливается музыка и голос Антона. Он всегда подпевает песням, меня дико умиляет эта привычка, и я даже не замечаю, как начинаю мурлыкать в такт его голоса.
Чем ближе мы к дому мамы, тем сильнее меня бросает в дрожь, хотя рука Антона, лежащая на моем бедре, немного успокаивает. Просто мама… боже. Ещё вчера я боялась реакции Матвея на Антона, а уже сегодня переживаю, как поведет себя с
