Жена напрокат - Надежда Мельникова
В этот момент в комнате появляется Игорь Германович — отец тритона.
— Ксения, вы просто прелесть. Завидую вашему счастью. Сейчас моя жена обитает в Цюрихе, и мне очень сильно не хватает женской ласки. На вас с господином Дубовским смотреть одно удовольствие.
Отец притормаживает в центре комнаты. Смотрит на меня.
— Я ещё слышал, — поддерживает жену Дубовский, — что перед началом церемонии жених с невестой должны втайне от всех съесть шоколад. Как гласит поверье, совместная жизнь тогда будет такой же сладостной. Делиться ни с кем нельзя, тогда ваше счастье будет таким же целым, а поделитесь — всё, капут.
— Ну вот, моя ты прелесть, — смеётся Ксюша, — не только я проводила время с нашей соседкой.
И снова всеобщий гогот. Я благодарна им, что они так легко разряжают нервную предсвадебную атмосферу.
— Герман на это не пойдёт, он у нас парень с характером, — шутит мой без пяти минут свёкор.
Поворачивается ко мне и, с восхищением цокая языком, кивает головой:
— Ох, Анют, сейчас мой сынуля споткнётся или упадёт, одурев от такой красоты.
— И это будет очень и очень круто, если он грохнется, — снова веселит всех Ксения, — это признак того, что он нашёл свою настоящую половинку, а значит, брак будет долгим.
Я немного расслабляюсь и перестаю думать, что всё это игра. Но последние слова снова меня расстраивают. Отвернувшись, стараюсь не показывать своих чувств. Да уж, наш брак с Германом будет очень долгим и счастливым. Безусловно. Наш понарошечный фиктивный брак.
— Моя прекрасная невестка, — зовёт меня Белозерский-старший и галантно подаёт мне руку. — Может быть, стоило позвать кого-то из твоих родных? Мой сын пригласил только мать и Дубовских. Чуть позже подъедет Гордей с супругой, ну и Сабина, естественно, неподалёку ошивается.
Седая макушка приближается к моей голове, и Игорь Германович говорит сквозь сомкнутые губы:
— Она сегодня вся в чёрном. Видимо, у неё траур.
Услышав его слова, я прыскаю со смеху, затем отвечаю на вопрос:
— Моей мамы давно нет с нами, у меня только отчим и сводные сёстры, но…
Замолкаю. Опять становится грустно. Не могу же я сказать правду, что ни к чему их втягивать в этот фиктивный цирк с конями. Оттого вру:
— Мы в плохих отношениях.
Белозерский-старший хмурится и гладит меня по руке. Аккуратно выводит из комнаты:
— Странно, не представляю, Анют, как с тобой можно быть в плохих отношениях.
Мне неприятно. Я бы хотела, чтобы на мою свадьбу пришли сёстры, отчим и даже Степанида Захаровна. И уж конечно, я и в страшном сне не могла представить, что буду обманывать сразу всех родственников своего жениха. Меня обуревает тяга излить душу. Чистосердечно признаться в том, что я подлая обманщица, но в этот момент я выхожу на лестницу. Замираю, обалдев от красоты украшений. Меня впечатляет количество белых роз, шёлковых лент и такого же цвета шаров.
Аккуратно ступаю вниз. На ступени брошена праздничная дорожка. Всё вокруг обсыпано лепестками. Ковровая полоса ведёт к выходу, во двор, и через распахнутые двери видная торжественная арка. Она так же белеет нежным кружевом бутонов.
И вот там, под цветочной дугой, в строгом чёрном костюме стоит красавец тритон.
Моё сердце сбивается с ритма. Ничего восхитительнее я ещё не видела. Он принц из сказки. И это ожившая мечта любой девушки. Его отец помогает мне спуститься, и всё то время, пока я иду бок о бок с отцом, Герман не спускает с меня глаз. Он ничего не говорит, только с восхищением следит за каждым моим шагом. И я ощущаю себя не фиктивной, а настоящей невестой. Эта свадьба в Малиновке могла бы считаться нелепостью, если бы я не испытывала так много реальных, живых чувств. И моё сердце не билось бы так сильно и с радостью. Мы несомненно договорились притворяться, но Герману так идёт его костюм, что я не замечаю ничего и никого. Честно, не вижу, где стоит его мать и под какой куст забилась Сабина. Мой фиктивный жених великолепен, и прямо сейчас я мечтаю стать его женой напрокат.
Тётка в синем костюме стоит за цветочной тумбой и читает праздничную речь. Не понимаю ни единого слова, щёки пылают оттого, что Герман её совсем не слушает, глазеет исключительно на меня.
— Да, — бросает вбок, когда она что-то у нас спрашивает.
— Да, — повторяю за ним, не дождавшись вопроса.
За моей спиной раздаётся дружный смех, я не понимаю, почему наши немногочисленные гости так дружно хохочут. И тритону всё равно. Он делает шаг ко мне и, запустив руку в мои идеально уложенные волосы, портит прическу, наклоняясь к губам. Я обвиваю его шею руками и целую в ответ. Крепко, жадно, почти кусая. Он впивается в мои губы, облизывает язык, трогает дёсны и зубы.
Однако, как бы ни было это чудесно, кажется, мы делаем что-то не то. Все вокруг открыто возмущаются:
— Эй рано! Ещё нет! Подождите! Рано целоваться!
— Объявляю вас мужем и женой! — вздыхает работник загса, очевидно пропустив половину своей речи.
А мы целуемся дальше. Стараемся изо всех сил, ради подержания легенды, возвращения Сабины и получения наследства.
Облизываемся долго и страстно.
И тормозим только тогда, когда батя тритона, похлопав Германа по плечу, просит нас вернуться на землю. Белозерский оставляет мой рот в покое. Мы оба выпрямляемся, и он, теперь уже мой законный муж, становится рядом. Переплетает пальцы наших рук, при этом свободной ладнью дерзко вытирает мою помаду со своего рта.
— Вы молодец, Герман Игоревич, — отдышавшись, подбадриваю его шёпотом, — теперь никто не заподозрит наш брак в фиктивности.
— Может, хватит выкать, Аня? Я вообще-то твой муж.
— Ужас.
Смотрим на гостей, искусственно улыбаемся, принимаем поздравления.
— Почему? — интересуется муж.
— Страшно звучит.
— Страшно — это когда к планете летит астероид, а Брюс Уиллис уже на пенсии.
— Да, это тоже ужасно, но гораздо страшнее то, что я теперь ваша официальная жена напрокат.
К нам подходят Дубовские. Ксюша целует в обе щеки. Мы благодарим за подарки и добрые слова.
И, пока не приблизилась его мать, Белозерский опять наклоняется к моему уху:
— Ну всё, Нюрася, готовься, теперь я буду тобой командовать.
— Ага, сейчас же, вот только свадебные
