Они под запретом (СИ) - Салах Алайна

— Прости, что так вышло, — продолжаю я, когда пауза затягивается. — Если ты думаешь, что я не понимаю, как ужасно все выглядит, то ошибаешься...Я все понимаю...Прекрасно все понимаю. Ты даже понятия не имеешь, сколько раз...

Я обрываюсь, потому что в этот момент Арсений вдруг резко встает и выходит из кухни.

51

Тысячи холодных мелких игл вонзаются мне в нервы, заставляя вытянуться на стуле и не дышать. Арсений уходит. Он уходит. Из моей квартиры? Или из моей жизни? От ужаса даже слезы перестают течь. Тело будто проморозило до костей. Воображение заблаговременно воспроизводит звуки из прихожей: шорох одежды, стук надеваемой обуви и резкий хлопок двери, означающий конец нашей счастливой истории. 

Через секунду дверь действительно хлопает, но не входная, а туалетная. Прижав руку к животу, я вслушиваюсь в повисшую тишину. Начинает бежать вода — Арсений включил кран. Я машинально растираю место под пупком. Тише, он никуда не ушел. По-крайней мере, пока. Лихорадочно перебираю в голове все, что могу еще ему сказать, но в мозгах царит пустота. Не знаю. Я без утайки выплеснула все, что смогла. Наверное, могла сказать все лучше, красноречивее. Но чего уж сейчас.

Арсений появляется на кухне спустя минуту. Лицо слегка покрасневшее — видно, что он умывался. Мельком смотрит на меня и снова садится напротив. Тело начинает стремительно теплеть, и вместе с этим воскресает желание плакать. Как хорошо, что он никуда не ушел. Пока.

— Я со вчерашнего утра не спал ни минуты, — его голос надтреснутый и севший, будто он болен и долго кричал. — Через два часа у меня должна была состоятся важная встреча. Действительно важная. Мне пришлось ее перенести, поэтому во вторник снова придется на Урал.

— Прости… — беззвучно шевелю я губами, и Арсений конечно меня не слышит, продолжая говорить.

— Я свою жизнь всегда представлял определенным образом. Спокойной. Я в принципе скучный человек — мне драйва и на работе хватает. 

— Ты не скучный, — все так же беззвучно возражаю я. — Ты самый лучший.

— И скажи мне кто-нибудь, что я буду делать все то, что делаю последние несколько месяцев — я бы не поверил. Что буду лучшего другу морду бить, рефлексировать и напиваться как скотина. Изменю принятое решение, брошу дочь министра и побегу к тебе как влюбленный пиздюк, просто потому что ты пару трогательных слов сказала и расплакалась, — сгустивший синий взгляд обвинительно фокусируется на мне. — Я ведь прекрасно знаю, какая ты, Аина. Инфантильная, переменчивая эгоистка. В одну минуту будешь самым милым и ранимым существом на свете, а в следующую — пройдешься тяжелым катком, лишь бы получить то, чего тебе хочется. И все это мне в тебе необъяснимо нравится. Да что нравится? Мозги рвет, с ума сводит или что там еще обычно говорят. Ради тебя я каждый день делаю то, к чему не привык. Два самых тяжелых разговора в моей жизни — ради тебя. Расписание на день, к которому я привык, перекроено так, чтобы успеть забрать тебя с работы. Я пытаюсь думать о том, что тебе понравится, пытаюсь не раздражаться, когда ты с подозрением начинаешь допрашивать о том, чем я занимался без тебя. Я не жалуюсь. Тебе это нужно и ты такая. Я могу еще долго сносить твои слезы и нелогичные поступки вроде вчерашнего звонка, если буду знать, что мне есть ради чего. Что отношения, в которые я вбухал так много, будут того стоить, и в один прекрасный день ты не дашь мне такого отрезвляющего пендаля, как тогда с Косицким. Я могу забить хер на все вокруг, когда знаю, что результат будет того стоить. И вот сейчас ты снова поставила мою уверенность под сомнение. Сыграла не на моей стороне, а втихую против меня просто потому что струсила и засомневалась.

— Прости… — умоляюще шепчу я, теребя ткань своей смятой рубашки. — Я всегда буду на твоей стороне. 

— Так строить отношения не получится, — с нажимом перебивает Арсений. — Нельзя так, понимаешь? Доверие — это то, что держит людей вместе. В бизнесе, в отношениях, в семье. Не будет доверия — ничего не поможет. 

— Я больше никогда тебя не обману… — начинаю лепетать я, раздавленная словами «не получится». Это то, чего я боялась. Что Арсений поймет, что больше никогда не сможет мне доверять. — Честно не обману. Пожалуйста, не бросай меня… Я тебя очень люблю. Только не бросай…

Кажется, Арсений собирался сказать что-то еще, но мое истеричное бормотание заставляет его осечься. Напряженные черты смягчаются, а на лице появляется недоуменное выражение «Ты серьезно?».

— Настоящий ребенок, — бормочет он и, не вставая со стула, со скрежетом двигает его назад. — Иди сюда, дурочка. 

Не помня себя, я соскакиваю с места, и в следующую секунду оказываюсь к него на коленях. Из-за пелены слез ничего не вижу, поэтому на ощупь тыкаюсь ему в плечо и крепко-крепко обнимаю. Как же вкусно он пахнет. Любовью и освобождением. Это ведь не ошибка? Арсений меня прощает?

— Прости, пожалуйста… Я больше никогда… Просто не смогу…

Арсений гладит меня по волосам, легонько похлопывает по спине. 

— Знатно ты себя накрутила. Оно того стоило? Тебе же нервничать нельзя.

— Как не накрутить, — шумно выдыхаю я. — А еще Петр… Как сказать ему?

— Разберемся, — с тихим смешком Арсений обхватывает мои плечи, заставляет посмотреть на себя. — Чувствуешь себя как? У врача была?

— Была. И даже на УЗИ. У меня есть фотография. Хочешь покажу? — уточняю я с робкой надеждой. 

Покачав головой, будто снова удивляется чему-то, Арсений проводит по моим щекам ребром ладони. 

— Неси, конечно. Пока я хожу в неведении, у тебя тут, оказывается, собственный мир.

Я собираюсь встать, но мешкаю, и внимательно вглядываюсь Арсению в глаза. Он щурится.

— Что?

— Не хочу, чтобы это все было только ради… — я быстро киваю себе на живот. — Потому что если ты во мне разочаровался и поймешь, что все не может быть так, как раньше… Но лучше скажи сейчас.

— Требовательная какая, — с усмешкой иронизирует он. — А еще минуту назад умоляла тебя не бросать. 

Я густо заливаюсь краской, не зная то ли обижаться, то ли смеяться. Выбираю смех, потому что знаю, что в случае разочарования Арсений бы так себя не вел. Мягким он бывает только с теми, кто ему по-настоящему дорог.

…. — Вот это матка, а это малыш, — снова взобравшись к нему на колени, я любовно вожу пальцем по снимку. — Врач сказала, что на следующем УЗИ можно будет разглядеть ножки и ручки. Все анализы у меня хорошие, а то я боялась, что из-за плохого иммунитета что-то будет не так. От кофе только пришлось отказаться. Врач сказала, что одну чашку в день можно, но я решила совсем не пить. И еще успокоительные выписала. Я сама у нее попросила, потому что из-за всего нервничаю. Вчера еще книжки заказала про роды и воспитание… — запнувшись, я опускаю глаза в пол. Теперь, когда сложный разговор позади, я могу озвучить свои новые страхи. — Я очень боюсь, что не справлюсь. Я будто сама лишь недавно научилась ходить, а скоро мне придется стать мамой. Столько мыслей всяких… Как мыть, купать, кормить. И хочется ведь воспитать его самым лучшим. Счастливым и уверенным в том, что его любят. И умным, конечно. Основное развитие ребенка ведь происходит в раннем возрасте. Упустишь — и все, потом станет поздно. Так страшно подвести… Каждая деталь ведь имеет значение. Еще важно выбрать хорошие садик и школу…

— Только узнала про беременность и уже и про садик со школой подумала? 

— Ну ты же дом с детской площадкой строишь, — смущенно бубню я. 

Засмеявшись, Арсений возвращает снимок на стол и, прижав к себе мою голову, целует в висок. Его голос теплый, немного охрипший.

— Зря волнуешься. Ты точно станешь хорошей матерью. За нашего детеныша кому угодно глотку порвешь. 

52

Вот уже минут десять я стою перед зеркалом и разглядываю свое отражение с зеркале. Разглаживаю на себе рубашку и поворачиваюсь из стороны в сторону, чтобы оценить, не начал ли выступать живот. Нет, не начал. Зато грудь заметно выросла и стала выпирать из лифчика. Арсений раньше меня это заметил и теперь при каждом удобном случае пытается ее потрогать.