Медовый месяц с чужой женой (СИ) - Билык Диана

— Ещё одно слово про этого ублюдка, жёнушка, и я…

Я приподняла бровь:

— Что? — Виктор стушевался, а я продолжила: — Да ты мерзкий червяк, который не имеет права ползать там, где проходил Макс! Твой отец сломал ему жизнь, разрушил всё, что Макс создал, но он все равно не сдался! Поднялся с колен, создал империю, стал уважаемым человеком. Сам! А что сделал ты? Всё, что ты имеешь — это чужое. Ты вор, Виктор! Ничтожество…

— Заткнись! — взвизгнул Виктор и, вжав еще теплый от выстрела ствол мне в лоно с такой силой, что внизу всё заныло, прошипел: — Не смей сравнивать! Твой Макс мёртв, слышала? Сдох!

— Мёртвый волк лучше живого шакала, — процедила я. — Он не был идеальным, но он не врал мне. А всё, что сыпалось из твоего рта — ложь!

Виктор неожиданно ухмыльнулся и, к моему облегчению, убрал пистолет. Промежность саднило, я невольно поморщилась. Вот же сволочь! А муж снова отпил из бутылки и посмотрел на меня с любопытством:

— Ты так горда, что тебя трахал сам Честенер! А ты знаешь, что этот мелкий грызун лишь прикидывался волком, а? На самом деле он даже не шакал. Так, мелкая шавка, которую некогда пнул мой отец. Ведь Максимилиан Честенер не кто иной, как Максимка Орлов, сын простого русского учителя и обыкновенной американки? Этого выскочку придавил мой отец, как слизняка, выебал его невесту, а жениха скинул с моста. Считал, что убил, но я узнал, что Орлов выжил: сбежал из страны, сменил имя, как последний трус спрятался.

Виктор кивнул охраннику, и меня отпустили. Не в силах стоять, я опустилась на колени. Макс из России?! Так он знает русский? И всё, что я говорила… всё, что мы обсуждали с Витей… Честенер всё это понимал!

— Что? — склонился надо мной Виктор. — Разрушился образ мёртвого волка? Увидела, наконец, что это просто падаль?

Я же молча смотрела на пол, позволяя слёзам обжигать щеки. Боль, которая ушла, обрушилась на меня сейчас водопадом из иголок льда, я крошилась под ним, терялась в бесконечном потоке страдания. Лучше бы я умерла, чем узнать, что Макс до конца не был честен.

Быстрым движением схватилась за пистолет Виктора и, оттолкнув мужа, направила дуло себе в грудь, зажмурилась, нажала на курок и… ничего не произошло.

— Дура, — отобрал Виктор пушку. — Предохранитель не сняла. — Бросил пистолет охраннику: — Следите, чтобы оружие ей в руки не попало. — Улыбаясь, приподнял мой подбородок: — Я не хочу, чтобы жёнушка поранилась. Ведь нас ждёт до-о-олгая счастливая жизнь… — он обнял меня и жарко прошептал: — Да, признаю, я хотел просто трахнуть тебя в Вегасе. Жениться и подсунуть Орлову, чтобы он загорелся местью и грохнул моего папочку. Но за это время я узнал, что ты не такая уж скучная училка, как я думал. Я сходил в мэрию и заменил временное свидетельство о браке на подлинное. Ты доказала, что достойна стать моей женой!

Я подняла глаза и посмотрела на этого ублюдка: он действительно считает, что я «удостоилась» чести? Прошипела:

— Женой? Да меня тошнит от одной мысли о тебе.

— Теперь ты моя! Поняла? — крикнул Виктор. — Мы будем любить друг друга и нарожаем детей…

— Fuck you! — содрогнувшись от омерзения, выдохнула я.

— Конечно, — широко ухмыльнулся он и поднялся: — Хватит прелюдий. На стол её!

Меня подняли сильные руки, растянули на карточном столе, впечатывая в дорогое дерево. Виктор разорвал на мне дизайнерское платье. Как и Честенер, которому было плевать на деньги… и на меня. Они оба одинаковые. А я… Виктор прав. Я дура. Потому что влюбилась в монстра. Думала, пусть он жесток, но он настоящий. Как же я ошибалась! По щекам неприятно ползли слёзы, и стало всё равно, что сделает Виктор. Я хотела умереть… От меня всё равно ничего не осталось.

Но только Виктор приспустил брюки, как раздался взрыв. В клубах дыма в зал ворвались люди, завязалась драка. Меня отпустили, но я не пошевелилась. Лежала обнажённая и смотрела в потолок. Пусть всё рухнет. Пусть, наконец, прекратится эта адская выжигающая нутро боль.

Глава 72. Макс

Поля истошно закричала. Я бросил провода, вылетел из машины и оглох…

А потом окунулся в кровавый мрак. Такой плотный и тихий, что посчитал, что это и есть мое избавление от страданий. Раз! И все муки закончились! Да только очнуться оказалось тяжелее, чем умереть.

Сначала появилась боль. В спине и плече. Затем горячее олово тоски сковало нутро, и я дернулся, чтобы стряхнуть с себя путы.

— Поля… — губы выжали стон, и я попытался поднять руку. Что-то удерживало ее, а голова будто набилась взрывчаткой: от малейшего движения или звука — трещала.

Я долго всматривался куда-то вперед, хлопал тяжелыми веками и пытался разогнать морок.

— Макс… — Федя появился из тумана, как будто заглянул в мой личный ад через иллюминатор. Заклеенный нос друга посинел, и разбитая губа сильно опухла. От этого его слова выходили слегка искаженными: — Дорогов увез ее, мы не успели…

— Сука… — слетело с губ. Я выгнул спину, чтобы встать, но трубка на руке натянулись, на внутренней части локтя что-то укололо, и ремни на груди задержали движение.

— Тише, — друг немного придержал меня рукой и заставил лечь. Щелкнули замки, и напряжение с груди ушло. — Ты плечо сломал, бровь и щеку тебе зашили, чуть глаза не лишился. Но ты в платиновой рубашке родился, Макс, в миллиметре от смерти пролетел. Мы тебя привязали, потому что ты бесился и рвался куда-то. Все «мышка» кричал. В тебе что инстинкт кота проснулся?

— Ничего не помню, — я тяжело откинулся на подушку и прикрыл глаза. Сердце стучало, нет, громыхало, и хотело выпрыгнуть прочь из груди, но я должен был спросить: — Она жива? Поля… жива?

— Ничего не знаю, Макс. Вчера передали из аэропорта, что Дорогов улетел в Вегас. Девушка была с ним, но… без сознания. Ее, как мешок, занесли в салон, — друг отдалился и сел в кресло, опустил голову на раскрытые ладони. — Столько людей положили… Твари, — он прыснул и впился в меня бешеным взглядом. — Якудза этого не простят. Макс, не стоило ворошить это дерьмо. Ты теперь под прицелом, да все под вышкой… Как объяснить, что мы не замешаны в сговоре, не представляю. Каждый на краю пропасти из-за твоих игр!

— Я не просил вмешиваться! — пришлось заорать. От напряжения стянуло кожу на щеке и дернуло зашитую бровь. Под пальцами швы казались аккуратными и даже не болезненными, да и у меня сейчас в другом месте сильнее болело. В груди гулял жестокий сквозняк, будто решил вытянуть из меня тепло, радость, желание жить.

Пелагея… Если я ее потеряю, сойду с ума. Я сам не знаю почему, но без нее так плохо, так пакостно внутри. А как ей сейчас? Думает ли обо мне? Или прыгнула в объятия муженька?

От этой мысли потемнело в глазах. Я не могу считать мышку своей, слишком мало прошло времени. Да и мои выходки никак не красят меня в ее глазах, так что…

Я заслужил.

Деньги не пахнут, сменить постель и партнера довольно просто, особенно когда нет разницы между монстрами. Я ведь монстр, Поля всегда так считала. Сама же говорила, что я вывернул ее душу наизнанку, привязал к себе властью. И она была права, когда так считала, и будет права, если вернется к мужу. Законному и избранному. Даже если я против, даже если он подлая тварь. Даже если его отец разорвал мою жизнь на куски.

Поля не заслуживает быть чьей-то расплатой, потому что такое наказание уничтожает мою личность.

А если ей все равно под кого ложиться?

Я до хруста косточек сжал кулаки. Нет. Она не такая! Она настоящая, и я буду верить, что был важен для нее хоть немного. Ведь не могли ее глаза врать, не могли ласковые губы прикасаться ко мне, а потом упиваться поцелуями с другим. Не могла она стонать подо мной, а потом с легкостью переметнуться к Дорогову. Нет. Она не могла! Не моя ласковая мышка.

Я зарычал и, вырвав из локтя подключенную капельницу, скинул ноги с кровати.

— Я должен поговорить с Тэкео. Позови его. Скажи, что это срочно!

Федя вскинул голову.