Сьюзен Филлипс - Герои – моя слабость
– Как только что отметила твоя подруга… достаточно вспомнить мои прежние выходки.
– И я бы не удивилась, если бы, придя домой, увидела в своей постели Пышку с Милашкой в страстном объятии. – Энни стянула с руки куклу. – Но только не это.
– В тебе по-прежнему слишком сильна вера в людей. – Губы Тео досадливо скривились. – И месяца не прошло, а ты уже забыла, кто настоящий злодей в твоей волшебной сказке.
– Может, да, а может, и нет.
Тео смерил Энни долгим пристальным взглядом, потом прошел мимо нее в студию.
– Меня ждет работа.
Он не стал ничего отрицать и исчез, не сказав ни слова в свою защиту.
Вечером Энни не ждал изысканный ужин на двоих, поэтому она сделала себе бутерброды, а затем перенесла несколько коробок из мастерской в гостиную. Усевшись на полу, поджав под себя ноги, она раскрыла первую коробку. Там лежали журналы – от роскошных глянцевых еженедельников до старых, черно-белых, уже не выпускавшихся, давно забытых изданий. В некоторых из них встречались статьи Марии или публикации о ней. Энни переписала в свою тетрадь названия всех журналов, их номера и даты выпуска. Едва ли они представляли какой-то интерес для коллекционеров, и все же не мешало проверить.
Во второй коробке были сложены книги. Энни внимательно осмотрела каждую, ища автографы, убедилась, что между страницами не вложено что-то ценное, а потом занесла в тетрадь заглавия и имена авторов. Она понимала, что дальнейшая проверка займет целую вечность, а ей еще предстояло просмотреть содержимое двух оставшихся коробок.
За последнее время Энни немного окрепла и чувствовала себя лучше, чем в первые дни на острове, однако она по-прежнему нуждалась в сне больше обычного. Переодевшись в мужскую пижаму Марии, она достала из-под кровати домашние тапочки-обезьянки, но сунув ногу в первую тапочку, вдруг почувствовала что-то странное…
Взвизгнув, Энни отдернула ногу.
Дверь мастерской распахнулась. Энни испуганно сжалась, ее колотила дрожь. В комнату ворвался Тео.
– Что случилось?
– Дьявольщина! – Протянув руку, она брезгливо двумя пальцами подняла тапочку. – Взгляни на это! – Энни наклонила тапочку, и на пол вывалилась мертвая мышь. – Каким же извращенцем надо быть, чтобы проделать такое! – Она отшвырнула тапочку. – Ненавижу это место! Ненавижу этот проклятый остров и этот коттедж! – Энни гневно сверкнула глазами. – И не думай, что я испугалась несчастной мышки. Мне приходилось жить в домах, где бегали крысы. Просто я не ожидала, что какой-то псих подбросит мне в тапочки дохлую мышь!
Тео ссутулил плечи, сунув руку в карман джинсов.
– Возможно… это сделал вовсе не псих.
– По-твоему, это в порядке вещей? – Голос Энни снова сорвался на крик, но ее это уже не заботило.
– Может быть. – Тео потер ладонью подбородок. – Если… ты кот.
– Ты хочешь сказать… – Энни в ужасе уставилась на Ганнибала.
– Считай, что получила любовное послание, – объяснил Тео. – Такие щедрые дары он преподносит лишь тем, кого любит.
Энни повернулась к коту:
– Чтобы больше такого не повторялось, ты меня слышал? Это отвратительно!
Ганнибал лениво потянулся, неспешно пересек комнату и уткнулся носом в босую ногу Энни.
Она горестно застонала:
– Этот жуткий день когда-нибудь кончится?
Улыбаясь, Тео подхватил кота на руки и выпустил в коридор, затем закрыл дверь, оставшись вдвоем с Энни.
Она сорвала халат с крючка на двери кладовки. Запахнув полы халата и затянув пояс, Энни вспомнила случай, который пыталась забыть.
– Ты однажды подбросил мне в постель дохлую рыбу.
– Да, было дело. – Тео прошелся по комнате, разглядывая висевшую на стене огромную фотографию резной деревянной спинки кровати, заменявшую оригинал.
– Зачем? – потребовала ответа Энни. Ганнибал с возмущенным воем поскребся в дверь.
– Потому что мне это казалось забавным. – Тео провел пальцем по верхнему краю фотографии, уделяя ей куда больше внимания, чем она заслуживала.
Энни обошла мышиный трупик.
– Кого еще ты истязал, кроме меня?
– Думаешь, одной жертвы недостаточно?
Накрыв мертвую мышь корзиной для мусора, Энни подошла к двери и впустила Ганнибала, который тотчас перестал завывать. Ей вовсе не хотелось вести этим вечером задушевные беседы с Тео, и уж точно не в своей спальне, но у нее накопилось слишком много вопросов.
– Я начинаю верить, что ты ненавидишь Харп-Хаус почти так же люто, как я. Тогда почему же ты приехал на остров?
Тео подошел к окну и остановился, глядя на голую зимнюю равнину.
– Мне нужно закончить книгу. Я искал спокойное место, где можно писать и где никто бы мне не мешал.
Энни уловила иронию в его словах.
– Ну и как тебе работается?
Оконное стекло затуманилось от его дыхания.
– План оказался не слишком удачным.
– До конца зимы еще далеко, – заметила Энни. – Ты вполне можешь снять себе домик на Карибах.
– Мне и здесь неплохо.
Но Тео лукавил. Энни смертельно надоела окружавшая его таинственность и унизительное чувство бессилия от невозможности узнать о нем хоть немного больше.
– Зачем ты приехал на Перегрин-Айленд? Только не надо юлить. Я лишь хочу понять.
Тео повернулся к ней. Выражение его лица казалось таким же ледяным, как морозный узор на стекле.
– Понятия не имею.
Его надменная поза владетельного лорда нисколько не обескуражила Энни, ей даже удалось изобразить нечто похожее на презрительную усмешку (во всяком случае, так ей хотелось думать).
– Можешь отнести это на счет моего неиссякаемого любопытства – меня всегда занимал вопрос, как работает извращенный ум.
Тео выразительно приподнял бровь, но, похоже, не слишком оскорбился.
– Нет более неприятного занятия, чем слушать жалобы какого-нибудь недоумка с солидным счетом в банке, как тяжело ему приходится.
– Верно, – подтвердила Энни. – Но ведь ты недавно потерял жену.
Тео пожал плечами:
– Я не единственный, с кем случилось такое.
То ли он умело скрывал свои чувства, то ли был совершенно бесчувственным, как всегда подозревала Энни.
– Но кроме этого ты лишился сестры. И матери.
– Мне было всего пять лет, когда она умерла. Я едва ее помню.
– Расскажешь мне о своей жене? Я видела ее фотографию в Сети. Красивая женщина.
– Красивая и независимая. К таким женщинам меня всегда влекло. – Энни мало что знала об этих качествах. – Вдобавок Кенли отличалась редким умом. И целеустремленностью. Но больше всего меня завораживала ее независимость.
В жизненной игре Энни не принадлежала к числу победителей, что ясно показывал счет: Кенли Харп – четыре, Энни Хьюитт – ноль. Не то чтобы Энни ревновала к покойнице, просто ей страстно хотелось быть такой же независимой. Впрочем, ослепительная красота и феноменальный ум ей бы тоже не помешали.
