Пола Сторидж - Желтая долина, или Поющие в терновнике 4
Джастина же наоборот вспыхнула. Она ревновала, она хотела, чтобы Питер дарил подарки только ей и любовался лишь ее красотой. В эту минуту она завидовала Ольвии, хотя, в принципе, прекрасно сознавала, что этого делать не следует. Она даже понимала, почему Питер поступил так. В глубине души он, видимо, чувствовал большую вину перед своей женой и подсознательно пытался хоть как-то оправдаться. Именно поэтому он и купил ей это платье. Хотя Джастина понимала это – поступок его был довольно неуклюжий.
Питер сидел, потупив глаза, он проклинал себя за то, что забыл спрятать злосчастный пакет и оставил его лежать на видном месте.
Ольвия стояла счастливая и смущенная.
– Отличное платье – сказала Джастина. – Теперь именно такие и носят.
Ольвия рассмеялась.
– Но ведь вы еще не видели его на мне.
– А вы примерьте, – предложила ей Джастина.
– Да, как-то неудобно, – пожала плечами Ольвия.
– Что вы, что вы, – поддержал свою жену Лион.
Джастина посмотрела на Питера. Тот сидел молча, нахмурив брови. Ему все это было неприятно. Он хотел быть с ней вдвоем и только вдвоем. И чтобы никого рядом – никакого Лиона, никакой Ольвии.
Они были лишними, они мешали. Ему так хотелось взять Джастину на руки и целовать, целовать, доводя себя до исступления. Ольвия стояла в нерешительности, поглядывая на Питера, который, она не понимала почему, был недоволен.
– Пойдемте, я вам помогу, – Джастина встала с кресла.
Вскоре из спальни донесся их возбужденный разговор.
Лион усмехнулся:
– Женщины всегда остаются женщинами. Питер в ответ пробормотал что-то невнятное.
– Вы не представляете себе, что для меня означает ее смех, – прервал короткое молчание Лион.
Питер удивленно посмотрел на него.
– В последнее время у нас не ладились отношения и все это было по моей вине.
– Но сейчас, надеюсь, у вас все в порядке? – спросил он у Лиона.
– О, да, конечно, благодарю вас, – ответил тот. – Сейчас у нас, слава Богу, все хорошо.
При этих словах Лион рассмеялся.
Их прервали оживленные голоса Ольвии и Джастины. Женщины спускались по лестнице. Лион поспешил им навстречу. Растерявшийся Питер немного помедлил, но потом пошел следом за ним. В тот вечер Ольвия была хороша, как никогда! Платье подчеркивало ее стройную фигуру, а декольте придавало ей особый шик и сексуальность.
Питер застыл от изумления. Он не знал как себя вести. Перед ним стояли две женщины, обе принадлежали ему. Он восхищенно смотрел на Ольвию и искренне радовался ее новому платью, но все-таки она была серой мышкой в сравнении с обворожительной красавицей Джастиной.
Питер встретился взглядами с Джастиной. В глазах ее он видел холодноватый блеск. Она решила быть жестокой до конца:
– Декольте сейчас в моде, разрез совсем небольшой. Я едва уговорила Ольвию выйти сюда. Она пообещала мне, что будет надевать это платье только при муже.
– Нет, – возразил Питер. – Пусть надевает когда захочет. Я отнюдь не ревнивец.
Он снова встретился взглядом с Джастиной. Ольвия кружилась, подол платья поднялся. Одна нога полностью оголилась – с боку был глубокий разрез, чуть не до самого бедра. А Питер подумал, что если бы на месте жены была Джастина, то это было бы выше его сил. Он был смущен и не знал куда деваться. Лион же наоборот стал изображать из себя галантного кавалера и опять помог Ольвии убрать посуду со стола.
Питер стоял возле стены, делая вид, что разглядывает картину. Как только они остались вдвоем, Джастина взяла его за руку:
– Я приду завтра в шесть, – шепнула она.
Питер хотел обнять ее, но она ловко увернулась и тоже пошла на кухню. Там Лион беседовал с Ольвией. Они ни о чем не догадывались, ни о чем не подозревали.
Ольвия считала себя счастливой женой. А Лиону было приятно видеть Джастину снова цветущей, улыбающейся, с блеском в глазах. Правда он не мог понять – почему. Раньше он никогда не задавал себе подобных вопросов. Природная уверенность в том, что у него все должно быть в порядке, не позволила ему сделать этого и теперь. Питер стоял и слушал, как на кухне громко разговаривают и смеются. У него кружилась голова, подкашивались ноги.
«Боже, как они глупы. Они не знают настоящей жизни, настоящего счастья!» А он был счастлив, потому что Джастина любила его. И завтра вновь наступят сладкие минуты блаженства…
В актовом зале колледжа стояла мертвая тишина. Только что закончилась «прогонка» спектакля, который студенты готовили к очередному фестивалю, и все актеры, не успевшие снять костюмы и смыть грим, сидели в зале. Не слышно было возбужденных возгласов, никто не обсуждал игру своих товарищей, не шептался, не назначал свиданий.
И это было понятно. Ведь в зале присутствовал сам Питер Бэкстер. Актеры проклинали себя за то волнение, которое их охватило, когда они узнали, что спектакль будет смотреть сам маэстро. Никто из них не мог даже мечтать о том, что когда-нибудь знаменитый режиссер будет оценивать их игру. Они прекрасно понимали, что Бэкстер – один из самых известных в мире театральных профессионалов. И то, что он снизошел до просмотра жалкого любительского спектакля, было для них непонятно. А все непонятное пугает и заставляет делать ошибки.
Никто из них не догадывался об истинной причине такого демократизма лондонского бонзы. Питер, прекрасно понимая, что все ждут от него каких-нибудь слов, не торопясь, с достоинством вышел к сцене и, повернувшись, стал напротив притихших студентов.
Окинул взглядом взволнованные лица, посмотрел на Джастину, сидевшую среди своих питомцев, и усмехнулся.
Вначале он хотел просто посмеяться над всем этим карнавальным действом, которое только что отшумело на сцене. Но потом он подумал, что Джастина ему этого не простит. И тогда он решил оставить свою спесь и поговорить с молодыми людьми всерьез и начистоту. Спектакль ему не понравился. Он был откровенно неудачным, но в то же время назвать актеров полностью бесталанными он не мог. От его профессионального взгляда не укрылось и то, что из двух-трех в будущем могут выйти неплохие артисты. Но это при условии, если они будут работать. А работать нужно, забыв про все на свете, целиком отдав свою жизнь любимому делу. Только тогда может выйти какой-то толк. Хотя, это можно сказать не только про театр. Так – в любом деле.
Питер снова посмотрел на актеров, на их дурацкий грим, на клоунские костюмы, которые, по задумке постановщика, должны были вызывать смех в зале.
– Комедия… – негромко произнес он. После этого слова студенты все, как по команде, подняли глаза на него. Он продолжал:
– При кажущейся простоте, комедия – самый сложный жанр театрального искусства. Потому что если комедия – ради комедии, то это не театр, а цирк, балаган. В театре же жанр комедии используют для того, чтобы выразить глубокие идеи. Главное достоинство комедии заключается в том, что она одновременно и занимательна и серьезна. Ведь юмор по своей природе глубоко философичен.
