Татьяна Туринская - Арифметика подлости
Еще вчера она была свободна от материного присмотра. Можно было не ночевать дома, не отчитываясь при этом, с кем спишь. Подразумевалось, что с Генкой, но кто это контролировал? Никто. Значит, можно было спать с кем угодно. А она так бездумно прошляпила золотые деньки. Вместо того чтобы найти кого-то для души, зачем-то за Бубновым таскалась. Как дура последняя.
Теперь же оставалось лишь вздыхать о потерянном времени. Потому что о былой свободе не приходилось даже мечтать – настолько мать прижала ее к ногтю.
Про побои и говорить нечего: Оленька до сих пор не верила, что жива осталась. До конца лета из дому не выходила – вся рожа в синяках. Чем только ее мать ни охаживала! И солдатским ремнем, и пряжкой, и шваброй. Даже утюгом пару раз приложила. Слава Богу, что не сильно – только зуб передний выбила. А то ведь и угробить могла. Ну а тряпкой по роже – это разве мордобой? Так, одна сплошная ласка.
К концу лета мать перестала бить по морде, чтоб к началу учебного года синяки сошли. Била уже только по телу – там никто не мог заметить следов. И впрямь никто: даже если бы Оленька ухитрилась выкроить для этого дела часок-другой – где найти такого «колокольчика», что соблазнился бы на ее панталоны с начесом?! Ненавистные детские трусы отправились на помойку. Вместо них мать накупила жуткие панталоны до колен, в каких только старухи ходят. Так всегда: мечтала ненавистные детские на взрослую «Недельку» поменять, а вместо этого в «Советской пятилетке» ходить пришлось. Раньше она ловко так из трусиков выскакивала, чтоб ни один «колокольчик» их не увидел. А из этих попробуй выпрыгни.
В общем, плюс на минус поменялся.
Все было плохо. Из дому разрешалось выходить только в институт. Пятиминутное опоздание каралось усиленной поркой. Все вечера дома. Даже когда матери удавалось поймать на свои увядшие прелести очередного кобелька – Оленьке приходилось сидеть дома и слушать стоны, доносящиеся из-за стены. Что можно придумать хуже этой пытки?
Оля, было, попробовала рукоблудие. Однако вместо удовольствия испытала лишь ненависть к морковке. Нет, настоящего мужика никакие имитаторы не заменят. Особенно когда на настоящий вибрирующий денег нет – не попросишь же у матери. И приходится использовать подручные средства и материалы.
Однажды так захотелось настоящего мужика понюхать, что Оленька не удержалась. Воспользовавшись особо громкими возгласами, приоткрыла дверь в спальню, сунула любопытный нос – хоть так к этому делу приобщиться, зрительно.
Лучше б она этого не делала! Мало удовольствия видеть, как твою мать залетный кобель в хвост и в гриву имеет. Когда тебя – это одно дело. А когда мать… К горлу подкатила тошнота. А Оленьке всегда казалось, что подглядывать приятно. А еще лучше – когда за тобой подглядывают.
В один момент на смену восхищению сексом пришло отвращение. Гадость какая! Мерзость. Как она могла? О чем думала? И хорошо, что приходится в «Пятилетках» ходить – дополнительная защита. Если вдруг у нее в мозгу снова сдвиг произойдет – трусы не позволят наделать глупостей.
Свято место пусто не бывает. Если от секса ее стало воротить – что-то должно было занять освободившуюся нишу. Не может человек без радости жить. Даже когда все вокруг паршиво – должна быть отдушина.
Оля об этом не думала, все пришло само. Когда мать в очередной раз врезала ей пряжкой по заднице, что-то изменилось. Боль отдалась почему-то в паху, будто не мать пряжкой, а Кеба особенно глубоко засандалил чем положено. То ли Оленька всхлипнула, то ли всхлипнуло что-то в ней. И уж совсем не в тему вспомнилась картинка, как кобелек над ее маменькой пыхтел. Что первично, что вторично – поди разгадай. Главное результат: в «Пятилетках» приятно помокрело, в паху толчками разливалось тепло: ни дать, ни взять – будто с Лехой в подъезде побаловалась.
С тех пор и пошло. Мать ее лупцует, а она удовольствие получает. Сама разобраться не могла: ведь мать колошматит со всей дури – больно же! Оно-то больно, да. Но при этом не без существенной приятности. Тогда зачем нужны кобели, если и без них можно кайф ловить? Зато насколько спокойнее. Не надо никому подмигивать, никого ловить. Мама сама все сделает. И даже не догадается об этом.
Решено. Больше никаких мужиков.
* * *Дочь Галина Евгеньевна ненавидела.
Она ей еще во время беременности кучу неприятностей доставила: жуткий токсикоз, растяжки на животе и бедрах, подурневшее лицо. Лицо после родов отошло, а растяжки на всю жизнь остались.
После ухода Конакова ребенок стал обузой. Нужно нового мужа ловить, а тут эта мелюзга под ногами крутится. Если б не она – Галина давным-давно бы жизнь свою устроила, как сыр бы в масле кувыркалась. Но кому нужен сопливый довесок?
Искала-искала большой любви, да так и осталась одна. Упрекнуть ее в бездействии никто бы не осмелился: «Лежачий камень» – это не про нее. Но не сложилось.
Оставалось надеяться, что после Ольгиного замужества и Галина судьбу устроит. А дочь ее на всю округу ославила, дрянь безмозглая: что может быть позорнее, чем когда девку накануне свадьбы бросают?
Счастье вновь откладывалось. Мягко говоря, любовь к дочери от этого сильнее не стала. 23 года дуре, а ты пои ее, корми! Трать с трудом заработанные копейки. Ладно б те зарабатывались, как в молодости. Так ведь красота имеет обыкновение угасать. Вроде то же лицо, то же тело. Но глаза потускли от несладкого жизненного опыта, кожа на щеках да веках пообвисла. Грудь со временем в наволочку превратилась – Ольга весь сок высосала, гадина! Зато в бедрах жировые отложения плевать хотели на аэробику.
Так надеялась: даже если и не устроит судьбу после Ольгиного замужества, на старости лет удобненько на крепкой шее зятя устроится – пусть тот ее и содержит. Ан нет. Эта дура сначала нищего физрука в дом привела, а потом и вовсе брошенкой оказалась. Плакали Галины мечты о беззаботной пенсии.
А главное – из-за чего? Она ж ее в ежовых рукавицах держала! Доктор как намекнул на нимфоманию – Галина сразу просекла, чем это дочери грозит. Она ведь и сама до этого дела охочая. Иначе б с Конаковым так и осталась – в принципе, приличный был мужик. Но один мужик – это скучно. Хотелось разнообразия. Хотелось много, разного, и желательно одновременно – чтоб сравнивать по свежим следам.
Но она-то, Галина, приличная женщина. Ну да, любит разнообразие – так разве ж это плохо? Мужчины тоже разнообразие любят – и кто их за это осуждает? Все так и говорят: мужику, мол, природой положено полигамным быть.
Чушь какая! Это женщина должна быть полигамной. Ей детей рожать. Значит, должна выбрать самого-самого достойного мужика. А как его найти, не имея возможности сравнить одного с другим? Враки психологические. Все люди должны быть полигамны – от моногамии одни сплошные проблемы.
